Табак и звезды

– Этого я не знаю, – Влад стоял, опершись на дверной косяк, и хрустел каждым пальцем по очереди, – я всего лишь пришел тебе это сообщить. Мне как раз нужно с Марком утрясти пару вопросов перед завтрашним событием, вот и решил лично передать.

Вадим боялся встречаться с Леной. Что она о нем думает после всего, что было? Зачем хочет его видеть? Но делать было нечего – Катя еще спала, а день был полностью свободным. Уже завтра – восстание, Вадиму даже не верилось. Что бы ни хотела от него сейчас Лена, это ничего не изменит и не испортит.

– Где она?

– Сейчас в северном Узле.

Северным Узлом было заброшенное здание недалеко от Сергиева Посада. Вадим отправился туда, прошел пару проверок паролями и вошел внутрь. Раньше это был приличный особняк, в котором, наверное, жили какие-то богатенькие предки одного из членов Сопротивления. Со стороны казалось, что дом пустует, окна были заколочены, а крыша разваливалась. Но внутри была развернута небольшая база для регулирования действий Сопротивления в этом районе.

И тут Вадим увидел ее – Лена стояла у шкафа с планшетом и что-то там печатала. Прошло девять лет с тех пор, как они последний раз встречались. Вадим неуверенно подошел поближе.

– А вот и ты! – в голосе Лены смешалось и нетерпение, и радость, и растерянность.

Вадим попытался улыбнуться и взглянул Лене прямо в глаза. Лицо ее стало намного более серым – Вадим подумал, что это из-за постоянных пряток в подполье – но глаза цвет не поменяли. Это были все те же голубые алмазы, притягивающие к себе невидимой силой.

– Как ты и просила.

– Да, просила, – Лена говорила мягко и властно одновременно. – Ты ведь помнишь меня?

Вадим даже усмехнулся – такое бы он точно не забыл.

– Конечно, ты…

– Май двадцать седьмого, – Лена перебила. – Я до сих пор не могу понять, зачем позвала тебя к себе домой, для чего все это было.

Вадим снова вспомнил ту ночь. Вспомнил, как ее длинные волосы лезли ему в глаза, пока он что-то шептал на ухо, обнимая Лену. Она же хмурилась и ничего не отвечала.

– Но теперь я понимаю, что здесь была большая цель… После того судебного заседания, когда Госсовет и вся верхушка была на твоей стороне, я кое-что осознала. Я наконец нашла смысл жизни, нашла то, за что можно было бороться. Я увидела настоящего преступника – и это был не ты.

Вадим был поражен, хотя примерно так он и думал – все же услышать это из уст Лены было чем-то другим. Он подошел еще ближе и тихо сказал:

– Все это время я вспоминал о тебе с большим… – Вадим не мог подобрать слов, – сожалением, я думал о том, что наделал.

Лена медленно подошла вплотную к Вадиму и мягко обняла его.

– Теперь все хорошо. Прошло так много лет, что я уже и не держу на тебя зла. Однако именно благодаря тебе я обнаружила своего врага… обнаружила недостаток существующей системы, даже систему недостатков.

Вадим понимал, что теперь он был прощен. Она вызвала его, чтобы сказать это. Теперь все будет хорошо.

– Революция будет завтра. Весь итог моей работы подходит к концу. Без той боли, что ты мне причинил, не было бы ничего… Я лишь хотела сказать тебе, что больше ты можешь обо мне не вспоминать. И я о тебе больше вспоминать не буду. Завтра все кончится.

Пусть просьбы станут известны

Восстание было назначено на 24 августа. Это было воскресенье, и многие из Сопротивления посчитали такой выбор символичным. Вечером субботы Вадим вернулся с приподнятым настроением. После встречи с Леной пазлы мировой мозаики вставали на места. Вадим сидел на лавочке поодаль от входа в подвал и курил, выпуская дым в небо. Птички чирикали ленивые мелодии на деревьях, а редкие люди в этом забытом всеми районе спешили по своим смешным делам. И никто из них не знал о том, что завтрашний день будет занесен в учебники истории.

Вадим сидел, закинув руки за голову, и дышал полной грудью. Он надеялся, что все это было не зря. Надеялся, что правительство ослеплено властью до такой степени, что допустит еще одну ошибку, снова даст фору, и все получится. Мир вокруг улыбался в ответ – облака лениво перемещались по установленным маршрутам, птички все так же сочиняли между собой новые мелодии, и даже редкие машины, проносящиеся мимо, не нарушали идиллию настоящего момента.

– Синхронизация с окружающим миром, – негромко сказал Вадим и обернулся – вдруг кто-то это услышал.

Никого. Вадим вспомнил о тех днях, когда мама еще была жива. Это были примерно одинаковые ощущения – нежность, теплота и беззаботность. Тогда все было просто, не было этой постоянной работы по поддержанию себя в состоянии шестеренки реальности. Может быть, он все время был этой шестеренкой, но тогда это происходило само собой, без усилий.