Табакерка императора

– Ой, пожалуйста, – взмолилась Ева. – Я же вам уже четыре раза все рассказала. Клянусь, я не выпустила ни единой подробности из того, что произошло… ну, той ночью. Я совсем осипла. Представляю себе, как я выгляжу! – Она обеими руками отвела волосы от лица. Серые глаза, чуть слезящиеся из-за ветра, смотрели на него с мольбой. – Может, отложим хоть до завтрака?

Дермот ликовал.

Он откинулся на выцветшую обивку сиденья и расслабил плечи. Голова у него слегка кружилась от бессонной ночи и от одного открытия, перевернувшего все его построения. Он совсем забыл, что не брит и вид у него, должно быть, ужасный. Он был в восторге, он мог поднять весь мир и спустить с лестницы.

– Ну ладно, можно вас и пощадить, – согласился он. – В конце концов, по-моему, главное у меня в руках. Видите ли, миссис Нил, вы сообщили мне очень важную вещь.

– Какую?

– Вы сообщили мне, кто убийца, – сказал Дермот. Колымага уже словно летела по воздуху, и Ева обеими руками уцепилась за полость.

– Но я понятия не имею! – удивилась она.

– Знаю. Тем-то так и ценен ваш рассказ. Если бы вы знали, что тогда произошло, то…

Он искоса, в нерешительности взглянул на нее.

– У меня мелькала догадка, совершенно смутная догадка, – продолжал он, – что я ищу преступника не там, где надо. Это вчера – еще до нашего ужина. Но окончательно я прозрел только во время вашего рассказа за омлетом у папаши Руссе.

– Доктор Кинрос, – спросила Ева. – Кто же из них убил?

– А вам важно? Не все ли вам равно?

– Нет. Но… кто же из них?

Дермонт посмотрел ей в глаза.

– Вот этого я вам и не скажу.

Тут Ева не выдержала. Но гневная тирада так и застряла у нее в горле: на нее смотрели добрые, дружеские, ободряющие глаза, полные прямо-таки пылающего сочувствия.

– Послушайте, – продолжал он, – я говорю это не как великий сыщик, старающийся в последней главе ошарашить простофилю. Я это говорю по самым серьезным причинам, какие только могут быть у психолога. Вся тайна, – он коснулся ее лба, – вот тут. У вас в голове.

– Ничего не понимаю!

– Нет, вы все знаете. Но не отдаете себе в этом отчета. Если я вам скажу, вы взглянете на вещи по-новому. Станете искать объяснений. Пересматривать факты. А это совершенно не нужно. Пока. Все – слышите – все зависит от того, расскажете ли вы о случившемся мосье Горону и следователю в точности так же, как мне.

Ева зябко поежилась.

– Вот вам иллюстрация, – сказал Дермот, не отрывая от нее глаз. Он вынул из жилетного кармана часы. – Например, что это такое?

– Извините, но…

– Что я держу в руке?

– Часы, господин иллюзионист.

– Как вы догадались? Дикий ветер. Тиканья вы не слышите.

– Ну знаете ли! Я же вижу, что это часы!

– Вот именно. В том-то и дело. А по часам мы к тому же можем определить, – заключил он весело, – что уже двадцать минут шестого и вам, безусловно, хочется спать. Извозчик!

– Да, мосье?

– В город, пожалуйста.

– Да, мосье.

Смирного кучера как будто коснулась волшебная палочка. Он развернулся с неимоверной быстротой, наводящей на мысль об ускоренных съемках в кинохронике, когда все вдруг несутся вприпрыжку и сломя голову. Они полетели той же дорогой обратно; над сине-серой водой кричали чайки; и Ева опять заговорила:

– Ну а теперь что?

– Спать. А потом положитесь на вашего покорного слугу. Вам сегодня предстоит встреча с Гороном и следователем.

– Да, наверное.

– Про мосье Вотура, следователя, болтают разные ужасы. Но вы его не бойтесь. Они, правда, любят, чтобы все было по правилам, и на допрос меня вряд ли пустят…

– Вас там не будет? – крикнула Ева.

– Я же не адвокат. Кстати, вам надо взять адвоката. Я пошлю к вам Соломона, – он запнулся. – А что – это так важно, – добавил он, уставясь в спину кучера, – буду я там или нет?

– Конечно, важно. Я вас еще не поблагодарила за…

– Ну что вы… Так, значит, расскажите им о том, что произошло, в подробностях, как рассказывали мне. Как только ваш рассказ занесут в протокол, я смогу действовать.

– А пока что вы будете делать?

Дермот долго молчал.

– Один человек может подтвердить, кто убийца, – ответил он наконец. – Это Нед Этвуд. Но от него пока толку мало; правда, я тоже остановился в «Замке» и на всякий случай порасспрошу его врача. Нет… – он снова замолк. – Я еду в Лондон.

Ева выпрямилась на сиденье:

– В Лондон?

– На один день. Отсюда летит самолет в десять тридцать, а вечером есть рейс из Кройдона [8], которым я поспею к ужину. К тому времени, если мой план выгорит, я уже буду располагать решающими сведениями.

– Доктор Кинрос, и на что вам из-за меня такие хлопоты?

– Нельзя допускать, чтобы твоего соотечественника на твоих глазах упекли в тюрьму.

– Все шутите!

– Разве я шучу? Простите.

Усмешка противоречила извинению. Ева рассматривала его лицо. Резкий солнечный свет смутил Дермота, и он поднял ладонь к щеке, как бы пытаясь заслониться. К нему вернулось давно забытое мучительное чувство. Ева ничего не заметила. Она устала, продрогла в своей короткой накидке, и события той ночи вдруг опять мучительно отозвались в ее памяти.

– Я, наверное, дико вам надоела, – сказала она, – всеми этими деталями моей интимной жизни.

– Сами знаете, что ничего подобного.