Табель первокурсницы

– Не сразу, хотя… – Отец вернулся за стол, покосился на кипу бумаг и сложил руки на гладкой коричневой поверхности. – У него ведь действительно имелась женщина из простых, ты должна ее помнить. – Матушка не ответила. – Она умерла от болотной лихорадки. Но остался сын, его отдали на воспитание тетке, старшей сестре той женщины. Витольд ведь собирался жениться на дочери виконта и, чтобы не беспокоиться о судьбе бастарда, хотел до свадьбы признать пацана Астером и выделить содержание. Он говорил мне об этом перед отъездом, только я не знал, дошел он в столице до нотариуса или нет.

– Так вот почему ты согласился на помолвку, – тут же поняла матушка.

– Я видел эту бумагу, но подтвердить ее подлинность может только эксперт. Я хотел выиграть время, и когда этот Грэн предложил породниться… – Отец посмотрел на меня.

– И что изменилось? – спросила я. – Бумага по-прежнему у него, и в любой момент сюда могут явиться приставы!

– Не все так просто, Иви. – Отец посмотрел на выжженный на дереве девиз рода. – Нельзя просто так прийти к судье и сказать: «Я наследник Астеров, признайте за мной право на титул и состояние».

– А как можно? – поинтересовалась я.

– По-разному, – уклончиво заявил отец. – Но без поддержки вряд ли у пацана что-то получится.

– Чьей поддержки? – подняла брови матушка.

– Князя, аристократов, советника, серых, Магиуса, в конце концов. Никто не поверит человеку с улицы, какими бы бумажками он ни размахивал. Поэтому я решил выиграть время, чтобы найти его.

– А когда найдешь, что ты сделаешь? Убьешь? – спросила графиня Астер.

– Убивать его надо было десять лет назад, сейчас уже поздно. Но тогда я позволил им с теткой уехать.

– Почему? – не выдержала я.

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Тогда на меня столько всего свалилось: смерть брата, титул, земли. Я даже не представлял себе, во что это может вылиться, да и жалко было мальчишку. Тощий, белый, словно простыня, калека с рукой на перевязи… как же его звали? Албьер? Аберон? Алсон?

Я медленно выпрямилась в кресле. Только что вспомнила. Глаза в темноте. Я вспомнила, где видела их раньше…

Снова ощутила чужой взгляд, направленный мне в спину, и обернулась. И снова никого не увидела, лишь стюард стоял у запертой двери и крепко держался за поручень. Кроме нас на дирижабль до Академикума сел только один пассажир. Высокий мужчина в черном плаще. Нижняя часть лица незнакомца была несколько раз обернута клетчатым шарфом. Он иногда сухо покашливал, словно был простужен, но, устроившись на корме, ни мной, ни Мэрдоком не интересовался.

– Ваш отец действительно думает, что это был он? Что его слуга подложил заряд, а эта… – сокурсник запнулся, – тень демона его покарала?

– Почему вы не спросили его об этом, когда подписывали брачный контракт?

На этот раз настала очередь Мэрдока промолчать. Контракт был подписан, и теперь из него нельзя было выкинуть ни строчки.

– К тому же невиновный не убегает.

– Я бы не спешил осуждать старого человека, на глазах которого зарезали его слугу, – сухо ответил Мэрдок.

– Теперь вы можете его успокоить, – проговорила я, стараясь не смотреть на снежную кутерьму за окном. – Больше никто его обвинять не будет, ведь если что-то случится с моим отцом, братом или…

– Вами, – закончил Хоторн, – помолвка будет считаться расторгнутой, а все мои и ваши деньги уйдут в трастовый фонд. Я правильно понял условия вашего батюшки?

– Правильно, – ответила я, мысленно возвращаясь к предыдущему вечеру…

– Неправильно, – прошептала я. – Его зовут Альберт.

Глаза в темноте, светлые, узкие, обрамленные белесыми ресницами, – я видела их раньше. Видела, но забыла.

Дядю Витольда я помнила плохо. Он был массивный, как и отец, но выше его на голову. Когда граф Астер приезжал в Илистую Нору, его громкий голос разносился по темным коридорам, пугая притаившиеся там тени. Дядя обладал удивительной способностью заполнять любое помещение, в котором находился. Иногда он подхватывал меня на руки, говорил о том, какая я хорошенькая, иногда даже обещал князя на белом коне и розовое платье из муслина. Он поднимал меня в воздух, подносил к широкому лицу и целовал в лоб. А его глаза… его глаза были точно такими же, как у железнорукого, что едва не убил меня на празднике в честь Рождения Дев.

Но ведь не убил же, хотя мог сделать это множество раз. Мог, но не сделал.

– Ивидель, – позвал отец, но я, вскочив, схватила первый попавшийся листок со стола, посмотрела на желтоватую бумагу и отбросила.

– Ивидель, что ты… – на этот раз повысила голос матушка, – делаешь?

Я подскочила к черной доске, схватила кусок белого мела, второй рукой стерла часть цифр.

– Иви, – снова позвала матушка.

– Подожди, Сибил, – остановил ее отец, а я уже торопливо рисовала на гладкой черной поверхности.