– А по-моему, знаешь. По-моему, все очень просто. Ты…
– Не произноси этого. – Кровь бросилась мне в лицо.
– Влюбилась, – закончила подруга.
– Нет, – слабо возразила я.
– А судя вот по этому, – она подняла руку, где проступал красноватый отпечаток ладони, – да. Рассуждаешь об артефактах, пожарах, а очевидного не замечаешь. – Гэли опустила руку и с интересом спросила: – И каково оно? Как в романах, да? Сердце выскакивает из груди, а душа томится, словно в клетке, желая улететь к любимому?
– О Девы, – едва не рассмеялась я. – Моя пока никуда не хочет улетать. Ей и со мной неплохо. Так что понятия не имею. – Я отступила к столу, на котором стояло блюдо с фруктами, сердце, надо сказать, действительно колотилось, но не от любви, а от ужаса. Что это за любовь такая?
– Это же так здорово, – воскликнула Гэли. – Вечно я пропускаю самое интересное. Рассказывай, – потребовала она. – Он тебе уже признался? Стихи читал? Или серенады пел? Цветы? Подарки? Вы… вы целовались? – Последний вопрос она произнесла шепотом, замирая от страха и восторга одновременно.
– Нет. Нет. И нет! – ответила я на все разом. – Только серенад мне не хватает, чтобы Магиус потешался, а отец запер в четырех стенах.
– То есть ты даже не знаешь, любит ли он тебя? А если нет? – Гэли совсем не нравилось то, что она говорила.
– Скажу тебе точно, что нет, – вздохнула я.
– Но… но это неправильно, – всплеснула руками подруга. – Все должно быть не так. Любовь, она совсем не такая, она такая… такая…
– Какая? – Мне и вправду было интересно.
Но ответа я не услышала, потому что закричала женщина. Тонко и испуганно. Гэли замерла с открытым ртом.
– Часто тут так?
– В первый раз, – замотала головой подруга. – Операционные маги экранировали, там можно пищать в свое удовольствие.
Она еще не договорила, а я уже бросилась к двери. Потому что перед глазами встала картинка – как Крис улыбался той девушке. И слова, произнесенные подругой, но почему-то с интонациями матушки: «Жестокий барон». Жестокий, но не сумасшедший же? А если и сумасшедший, то, может, когда я увижу это собственными глазами, наваждение, которое Гэли назвала любовью, пройдет?
Я выскочила в коридор. Одна из дверей приоткрылась, на нас испуганно посмотрела женщина с растрепанными темными волосами. Скрипнула еще одна дверь, и из-за нее выглянула седовласая старушка в белоснежном чепце.
Снова крик, на этот раз краткий и острый, словно укол шпагой.
– Это в мужском крыле, – предположила темноволосая.
Я подхватила юбки и бросилась бежать по коридору. Глупо и недостойно леди, но я уже поняла, что иногда куда важнее быть не графиней, а магом. Защитником. Кому-то, возможно… только бы не Крису, только не Крису… может понадобиться помощь. Я уже успела побывать в роли жертвы, совсем недавно, на набережной. И знала цену помощи. Надо позвать целителей, надо…
Приемная пустовала.
– Иви, стой, – меня догнала Гэли.
Женский крик сменился всхлипами.
– Второй этаж, – пробормотала я, поняв, откуда доносится плач.
Я взбежала по лестнице, навстречу мне спускался светловолосый мужчина в домашних брюках и расстегнутом сюртуке. Правая рука в бинтах висела на перевязи. Он проводил меня удивленным взглядом, но ничего не сказал. Не думаю, что кто-то запрещал девушкам находиться в мужском крыле, просто они сами туда не стремились.
Я свернула в коридор, который являлся почти зеркальным отражением женского, и остановилась, словно налетела на невидимую стену.
Тюремная палата отличалась от обычной окованными сталью дверьми и постом охраны, только вот сейчас эта охрана, два рыцаря с эмблемами серых, лежали на полу без движения. Слава Девам, крови нигде не было видно, но их неподвижность пугала. Девушка в белоснежном платье зажимала рот рукой, стараясь заглушить всхлипы. Получалось не очень. Она никак не могла оторвать испуганный взгляд от распахнутой железной двери. Из крайней комнаты в коридор вышел пожилой мужчина с красной блестящей лысиной на макушке и пучками седых волос по бокам. Он тяжело опирался на костыль и нервно вертел головой.
Я медленно подходила к открытой двери, у которой лежали серые. Женщина всхлипывала, мужчина с костылем гнусаво спрашивал, что происходит.
Я ничего не спрашивала, я уже видела.
Толстяку тоже выделили отдельные апартаменты, правда, он не собирался за них платить. Он лежал на кровати, похожий на тюленя из Зимнего моря, что приплывали к нашим берегам по весне. Тело и лицо замотано бинтами, некогда белыми, а сейчас густо заляпанными кровью, льющейся из перерезанного горла. Кровь растекалась по простыням, одеялу, капала на пол. Я ощутила настоятельную потребность закричать, а возможно, тоже зажать рот рукой, как девушка в белом, ну или, на худой конец, упасть в обморок.
Крис стоял у изголовья и смотрел на труп, который теперь уже точно не сможет говорить.
– Иви, – неуверенно позвала Гэли, и Оуэн обернулся.