Табель первокурсницы

– Я передумал, – отрывисто бросил железнорукий. – Никакого обмена, ты просто отдашь мне инъектор. – Оуэн удивленно поднял брови. – Иначе, – цилиндрик замер, – умрут все. Это не та пугалка, что вы видели раньше, это, – он говорил почти с любовью, а пальцы поглаживали гладкие бока странного заряда, – смерть. Многие отправятся к Девам. Например, она. – Меня снова пихнули в бок. – И некоторые из этих улыбающихся идиотов тоже. И ты.

– И ты, – добавил барон.

– Нас похоронят в одной помойной яме. Ну разве не замечательно? – оскалился железнорукий.

Он все еще продолжал оглядываться, но его страх стал отдавать решимостью. И отчаянием. Именно с таким чувством загнанная в угол мышь бросается на кота.

– Прекрати! – резко сказал Крис, он специально не оглядывался, продолжал смотреть только на нас и при этом оставался спокойным. Я догадывалась, чего ему стоило это спокойствие.

– Прекратил. – Белобрысый снова притянул меня к себе. – Твое решение? Отдашь инструментариум и выиграешь еще несколько часов, а может, и дней жизни. Либо мы умираем все вместе здесь и сейчас, прихватив с собой тварей и часть Круглой площади?

Мальчишка лет пяти нырнул под сцепленные руки танцующих и оказался внутри хоровода.

– Это неправильно, – прошептала я, ни к кому конкретно не обращаясь, но Крис меня услышал.

– Забирай свою игрушку. – Барон протянул коробочку.

Цилиндрик замер, но мужчина не торопился убирать его, чтобы взять инструментариум.

– Вытяни руку, – на этот раз он ткнул меня своей железкой в спину.

Я посмотрела на Криса. Рыцарь едва заметно качнул головой.

– Ну, – поторопил железнорукий, и я подняла ладонь.

На краткий миг наши пальцы соприкоснулись, металлическая коробочка упала на руку. Железо все еще хранило чужое тепло.

– И что дальше? – поинтересовался Крис. – Все козыри у тебя…

Он не договорил. Тощий парнишка с красноватым лицом, которого сегодня, наверное, в первый раз коснулась бритва, куда-то очень торопился. Может, к лотку с сырными косичками, а может, к зазывно смотревшей на Криса румяной пышнотелой девушке, желая увлечь ее в хоровод. Может… но сегодня ему не удалось потанцевать.

Выстрела мы не услышали и даже не сразу поняли, что произошло – продолжали сверлить друг друга взглядами. Пробегавший мимо парень нелепо взмахнул руками и упал, будто поскользнулся. А через секунду раздался всхлип, и по ногам упавшего стала расползаться зеленоватая жижа.

«Живой кокон», так, кажется, называется это заклинание. Я вспомнила подвижную каплю внутри сферы, которую убирал в карман травник. Тогда я не опознала его, наверное, к лучшему. Заклинание решались использовать немногие, в основном потому, что маги и жрицы до сих пор спорили, богопротивно оно или нет.

Подвижная масса укутала ноги парня по колени…

Заклинание выглядело слишком живым, слишком близким к запрещенной магии. Если бы жрицы могли назвать животное, похожее на комок выловленных из озера водорослей, они бы его запретили. Но они не могли. Это и были всего лишь водоросли, причем сушеные, магия заставляла их разбухать, липнуть, покрывать предметы целиком.

Парень закричал. Скорее от страха, так как «кокон» не доставляет боли. Жижа дошла до талии. За считаные мгновения она покроет все тело с головы до ног, оставив лишь щелку для дыхания. Сложный заряд, мне не по силам воссоздать его.

Парень дернул ногами, желая стряхнуть с себя зеленую грязь. «Кокон», в отличие от «сети», не лишает подвижности, человек может даже встать, если справится с темнотой и паникой. Но «кокон» делает кое-что похуже: чтобы поддерживать иллюзию жизни, водорослям, как и всему остальному, нужна энергия. Ничего не рождается из ничего. «Кокон» пьет силу из всего, с чем соприкасается. И из человека – тоже. «Кокон» не может остановиться. Он не живет, не знает жалости и меры. Он не имеет разума.

Парень уже визжал, торговка сыром, глядя на него, зажала рот рукой, какой-то дедок с корявой палкой вместо трости пытался оттащить любопытного внука подальше от купальни. Оркестр продолжал играть.

Я подняла голову: рядом с палаткой стоял бледный Линок и держал в руке окутанный серой дымкой метатель. Зря он говорил, что не сможет. Смог. Обидно, что промахнулся.

Завизжала, перекрывая музыку, румяная толстушка, так и не дождавшаяся кавалера. Крис напрягся. Линок опустил руку с оружием. Железнорукий издал хриплый звук, похожий на карканье, словно собирался закричать, но не смог, и бросил цилиндрик на землю. Железка упала на снег в шаге от парня, которого медленно пожирал «кокон», названный живым явно в насмешку. Упал и завертелся, издавая едва слышное шипение. Белобрысый дернул меня за волосы, оттаскивая назад. Ноги зарылись в снег.

– Стреляй! – закричал растерянному травнику Крис и указал рукой на цилиндрик.

Музыка играла и играла. Цилиндрик все крутился и крутился… А внутри железа зарождалась буря. Я всегда чувствовала огонь лучше всего остального. Тот, что шевелился под оболочкой цилиндра, был очень сильным. И голодным. Он готовился сожрать все, до чего дотянется его алый ревущий рот.