– Я все больше каскадером, – пояснил Федя. – Правда, иногда в эпизодах снимаюсь. Драки там разные. Сейчас вот недавно съемки в сериале закончились. Я там бандита играл. Роль не главная, но уже не эпизодическая.
– Второстепенная, – многозначительно заметила Эльвира Викентьевна.
– А чего бандита? – спросил Пьетрофич.
– Так фактура у меня такая. Бандитская. – Засмеялся Федька.
– Не скажи, – не согласился Пьетрофич. – Бандиты они все под ноль бритые. Вон, почти как наша Шурка.
– Шурик не под ноль! Она ежиком. – Федька погладил Шуру по стриженому затылку. – А бандиты под ноль бритые – это раньше было, сейчас всякие разные. Но если бы режиссер сказал, пришлось бы волосы срезать. Жалко, конечно, но для роли бы срезал.
– Не жалей. Говорят, волос длинный – ум короткий! – сказал Пьетрофич.
– Думаете, подстригусь – поумнею сразу?
– Непременно!
«Нет! Ну чего они на него накинулись!» – думала Шура. – «Добро б еще только дорогая мамочка, ей никто не нравится в принципе, но Пьетрофич! Он-то что? Или совсем уже под матушкиным каблуком свое мнение растерял?»
– А платят хорошо? – продолжила допрос Эльвира Викентьевна.
– Хватает.
– Я слышал, что актеры сейчас хорошо зарабатывают. Особенно в сериалах, – добавил Пьетрофич. Наверное, понял, что хватит на парня нападать.
– Это московские. – Эльвира Викентьевна поджала губы. – А вы на актера выучились уже, или только планируете?
– Выучился. Говорят, я перспективный, меня камера любит, – невозмутимо доложил Федька. И эта его невозмутимость напомнила Шуре невозмутимость её собственного кота.
– То есть, вы не театральный актер? – гнула свое Эльвира Викентьевна.
– Нет, Эльвира Викентьевна, не театральный. В театре драк как-то мало, да и каскадеры не нужны.
Шура видела, что Федька с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться.
– Про бандитов, опять же, пьес театральных почему-то в природе не существует.
– А почему вы в каске ездите на мотоцикле? Вы, что за фашистов? – Похоже, теперь Эльвира Викентьевна решила переключиться на Федькину одежду.
– Нет, просто каска красивая. Она времен первой мировой войны, когда фашистов еще не было. Потом такие каски использовались финнами во второй мировой. Финны вроде тоже в фашизме особо замечены не были.
– Они были союзниками фашистской Германии! – с пафосом произнесла Эльвира Викентьевна.
Шуре стало неудобно перед Федькой и захотелось спрятаться под стол.
– Гаф, гаф, гаф! – визгливо поддержала Эльвиру Викентьевну Сюсенька, со стороны бассейна. Приближаться к столу она опасалась, так как на коленях у Моргунова устроился кот Фёдор, который одним глазом отслеживал Сюсенькины телодвижения.
– Нет, Эльвира Викентьевна, я не фашист, не нацист, не алкаш и не наркоман. И даже не гомосексуалист! Не беспокойтесь. Спасибо вам за шашлык. Очень вкусно. Я, пожалуй, поеду. – Федька снял с колен кота Фёдора и передал его Шуре. Фёдор недовольно скрипнул.
– Я тебя провожу. – Встрепенулась Шура.
– До свидания. – Федька встал, кивнул Эльвире Викентьевне и пожал руку, подскочившему вслед Пьетрофичу.
– Ну, бывай. Если чего не так сказали, не обижайся. Мы люди пожилые, с тараканами. – Пьетрофич пожал Федьке руку и похлопал его по плечу.
– Ну что вы! За что мне обижаться? Все в порядке. – Федька еще раз кивнул Эльвире Викентьевне и пошел в сторону мотоцикла. Шура кинулась следом, прижимая к себе кота Фёдора.
Федька нацепил свои замысловатые штаны, скинул шлепанцы и стал надевать сапоги-сандалии.
– Федька, правда, ты не обиделся? Не знаю, что за муха их укусила.
– Брось, Шурик! Это они от шока, – добродушно заметил Федька.
– Какого шока?
– Не каждый раз к людям в дом вламывается звезда экрана.
Шура захихикала. Наконец, Федька справился с многочисленными ремнями на своих странных ботах и выпрямился.
– А ты, правда, звезда экрана?
– Пока нет. Но буду обязательно. И еще этим, как его? Секс-символом!
– Я тебе верю. Только не зазнавайся, ладно?
– Не получится. – Федька замотал головой. – Я бы тебя сейчас, конечно, поцеловал на прощанье, чтобы тебе потом было, что вспомнить и внукам рассказать, но, боюсь, ты меня портфелем шарахнешь.
– Не бойся. Видишь, у меня руки котом заняты.
– Спасибо, Фёдор, – сказал Федька коту и поцеловал Шуру.
И, странное дело, Шуре захотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. Как будто током ее шандарахнуло. И еще Шура подумала, что никогда в жизни не стала бы вот так с бухты-барахты целоваться с этим здоровенным бородатым мужиком, если бы не знала его с детства, как облупленного. И с другой стороны, если бы Федька Моргунов не вырос вдруг в здоровенного детину, да еще с бородой, она бы с ним тоже ни за что целоваться бы не стала. Такая вот коллизия!
– Телефон-то свой мне дашь? Или опять встретимся случайно лет через десять? – Федькин голос вырвал Шуру из оцепенения.
Она продиктовала номер, а Федька записал его в свой мобильник.
– Ну все! Не скучай без меня!
– Не получится. – Шура стояла столбом и смотрела, как Федька надел куртку, нацепил свой шлем с рогами и умчался в теплую июньскую белую ночь.