«И шубу в один момент замусолит», – подумал Петров. – «И машину засрет». И так ему стало жалко эту машину, что не удержался и спросил:
– Слышь, на фига тебе машина? У тебя же прав нету.
– Куплю! Если все то продать, что в пансионате этом есть, то и на машину, и на права хватит.
– Слышь, ты пансионат с домом Ромашина спутала. С пансионата таскать, чтоб на машину и шубу хватило, пупок развяжется!
– Не боись за мой пупок.
Петров потянулся за бутылкой, но Ленка хлопнула его по руке.
– Ты чо? – возмутился Петров.
– Ни чо! С Костиком сам объясняйся. Как он решит, так и будет. – Ленка аж глаза от злости сузила.
«Ага! Оно и видно уже, как он решит» – подумал Петров, глядя в желтые кошачьи глаза Ленки, вслух сказал:
– Слышь, Ленка, не дури! Чучмек с собакой на месте, да еще Тропилин влез. Звонил Михалычу, тот мне по мозгам настучал. Так что на меня никакого расчета. Я не в деле. – Петров поднял руки кверху.
– Вот скотник трусячий, слинял уже? Обосрался? – Чувствовалось, что Ленка задыхается от ненависти и бессилья.
Трахаться с ней Петрову почему-то расхотелось. И чтоб голая она ходила, тоже расхотелось. А вот двинуть ей промеж глаз захотелось нестерпимо.
– Слышь! Точно обосрался. И Костику скажу, чтоб не лез, если не хочет инвалидом стать. Собака учёная ему все яйца оторвет!
Ленка ничего не ответила, сидела с каменным лицом. Вечер был безнадежно испорчен. Младший лейтенант Петров встал, взял со стола непочатую бутылку водки и засунул ее в карман штанов. В коридоре он с трудом удержался, чтобы не скинуть все шмотье с вешалки на пол. Отыскал свою куртку, надел ее, засунул за пояс дубинку, нахлобучил шапку и вышел, хлопнув дверью. На улице его ждал мартовский ночной мороз и дежурство.
В конце апреля лес наконец-то очухивается от зимней спячки. Везде происходит какой-то бурлеж и шевеление. Цветы появляются первые. Подснежники. И клещей пока еще никаких нет. Можно нос свой везде засунуть. А запахи! …
Акбар мчался по практически оттаявшему лесу и впитывал в себя влажные живительные струи, подымавшиеся прямо из земли к высокому уже совершенно весеннему небу. Было тепло, радостно и бесшабашно. На небольшой уютной полянке он подбежал к здоровенному пню, задрал лапу и излил из себя накопившийся восторг.
– Эй, эй, здоровяк, поосторожней! – Пень отпрыгнул в сторону и показал Акбару кулак.
– Ой! Не заметил, скузи муа, как говорят узбеки. – Пасть Акбара расплылась в довольной улыбке от уха до уха.
– Врешь, молодежь! – Пень отряхнулся, как собака породы «водолаз», и часть брызг полетела в сторону Акбара. – Не заметил он, у тебя нос – настоящий радар.
Акбар отпрыгнул в сторону и уселся на солнышке.
– Так я думал, что вам пользительно. – Чего? Душ из собачей мочи?
– Ну, удобрения же. – Акбар почесал у себя за ухом.
– Ты, это, удобряй мелочевку всякую, а к старшим не лезь. Коршень получишь.
– Это чегой-то? – удивился Акбар.
– Это смесь пенделя с подзатыльником. Специально для собак разработано. – При этих словах пень тоже переместился на солнышко, – Ну, чего там у вас в пансионате положительного?
– Так, хозяйка новая. Вера.
– Это я и без тебя знаю. И как она на твой взгляд?
– Добрая. – Акбар мечтательно закатил глаза, представляя сардельку, которой его регулярно потчевала Вера. – Но неукомплектованная. В смысле, как мой Ашраф. Без пары. Глаза усталые. А нельзя их вместе укомплектовать? У них вроде бы взаимопонимание.
– Нельзя, никак нельзя, не пара они.
– Жаль. Хорошая она, и старается.
– Это правильно. Пусть старается. Я с вашей стороны настоящий порядок и материнскую любовь чую. А Ванька чего? Про него что слышал? Говорят, опять с женой развелся.
– Угу. Страдал на снегоходе. Туда-сюда, туда-сюда. Чуть шлагбаум нам не порешил. Ашраф ругался, а Вера переживала.
– Это хорошо, что страдал. Может, научится, наконец, баб выбирать, а то тянет его все время на каких-то … – Пень задумался, окинул Акбара суровым взглядом из-под нахмуренных бровей. – Сучек. Извини, – наконец произнес он со значением.
– Извиняю, так как понимаю глубинный смысл, который вы вкладываете в это слово. Хотя, могли бы подобрать какой-нибудь синоним. Зараза, например.
– Нет. Зараза для Ванькиной лярвы не название.
– А что? Лярва вполне себе название подходящее. А еще лучше курва. – Акбар даже облизнулся, представив себе эту курву. Курва виделась непременно в перьях или даже курвой-гриль.
– Хорошо, пусть будет курва, – согласился пень. – Одно неясно, почему страдать надо непременно на снегоходе.
– Так они и с горя, и с радости всё на снегоходах норовят.
– Точно, Ромашин со своими гостями совсем с цепи сорвался. Раньше люди от радости за встречу выпивали, закусывали, песни пели народные, танцы танцевали под мелодии и ритмы зарубежной эстрады. А сейчас зальют глаза на снегоходы повскакивают и давай по лесу гоняться, только успевай от них уворачиваться. Потом петарды да салюты запускают и только после этого идут песни в караоке орать. До танцев у них дело так и не доходит. Падают под утро обессиленные, а к вечеру опять – снова здорово!