– Я не стал говорить этого слова – чтобы ты не испугался сразу, не замер. Уорм Пос замер. Он был рядом с Роум Бешем и, наверное, видел, как всё было. Яма сдвинулась с одной стороны и исчезла сразу по всей глубине.
– Так исчез Було Вон, – прошептал Хоак Гвин.
– Да. А Азан Пик был поглощен снизу – дно Ямы поднялось и заполнило его собой.
– Бурн Стера выбросило, из Ямы, – припомнил Хоак Гвин.
– Да. А Азан Пика поглотило. Труо Кла закрыло сверху, когда сомкнулись края Ямы. Говорят, он ещё кричал и стучал оттуда, пытался прокопать лопатой, потом замолк.
Они замолчали, вспоминая тех, кого поглотило за последнее время – за год? за тысячелетие? – Каждый день был похож один на другой, и время просто не имело значения. Важны были лишь Ямы, их надо было копать, каждый день, другого занятия не знал никто, и никто не искал себе другого. Зачем? Разве можно бросить свою Яму? Таких сумасшедших не было. Где брать Еду, если не копать Яму? А семья – жена, дети – что будет с ними? Нет, надо сойти с ума, чтобы перестать копать. Те, что бросали копать – они ушли, исчезли, о них забыли, оставшиеся помнили лишь то, что надо копать – чтобы жить, чтобы тебя уважали соседи. Пусть не со всеми порой удаётся перекинуться парой слов – пока идёшь в колонне от Ямы и к Яме – вечером и утром, но достаточно, чтобы они видели: ты здесь, ты рядом, ты снова идёшь копать свою Яму и с тобой всё в порядке. Иногда можно сделать перерыв, оставив лопату в Яме, обойти знакомых, поздороваться, обменяться новостями – что случилось за день и за ночь, – но лучше не высказывать особой радости или огорчения, всё надо воспринимать ровно, спокойно, беспристрастно. Может быть, от этого ничего и не произойдёт, но мало ли… Кто знает, почему вдруг утром исчезает Яма, и человеку приходится весь день искать её, а потом начинать копать новую, или пытаться захватить чужую – если забыл, как Начинать.
И те, которых поглотило – молчали ли они, или же пробовали высказать своё отношение к происшедшему или услышанному – говорили ли они что-то такое, непонятное? А может, ничего не говорили, а только думали. А может, и не думали. Может, это ни от чего не зависит – ни от разговоров, ни от молчания, ни от поступков, – а просто всё происходит чисто случайно, само собой. Значит, как себя ни веди, а ты не способен убежать от подобного – от того, что можешь днём исчезнуть вместе со своей Ямой, или утром не найти её. Или ночью жена придет с пустыми руками и скажет, что сегодня Еды не было. Лежи тогда и гадай, не спи – появится Еда на следующую ночь или нет? Такие случаи тоже бывали, хотя и очень-очень редко. Если Яма была в порядке, то Еда тоже появлялась в ней каждую ночь.
Хоак Гвин, хотя с ним пока и не произошло ничего страшного, тоже почти не спал следующую ночь. Прислушивался, как сопели детишки: как обычно, когда он пришёл вечером, они уже спали; и утром, когда он уйдет, они ещё будут спать, как ушла и потом вернулась жена – принесла Еду.
И не спал он почти всю ночь, но и спать не хотелось – утром встал бодрый, молча поел, погладил жену по голове и вышел, взяв лопату.
Сегодня Яма поражала обилием розоватых тонов и оттенков, с прожилками и крапинками, слоистых и сыпучих. На этот раз вкопаться глубоко не удалось – Яма получилась едва по пояс, может, чуть глубже. Он копал и копал, вгрызаясь в землю и лишь иногда, останавливаясь отдыхать, окидывал усталым взглядом знакомый ландшафт, думал: «А что там, за пределами взора? Там, где уже ничего не видно?»
День прошёл спокойно, ничего особого не случилось – вообще ничего не случилось, ничего не произошло, и даже Поап Таш, подойдя вечером, ничего не сказал. Новостей не было, все копали.
Вечером дома всё тоже прошло, как обычно. И ночью Хоак Гвин спал спокойно.