Таблетки от жадности

– Конечно, – Вера Семеновна преспокойно кивнула. – Понимаете, санитарные нормы запрещают заходить на кухню без белого халата. Как в больнице.

– А могла она зайти на кухню так, чтобы ее при этом никто не заметил?

Вера Семеновна посмотрела на меня озадаченно.

– Как это – чтобы никто не заметил? На кухне постоянно кто-нибудь есть, и помещение ее не настолько огромно, чтобы там можно было затеряться.

Меня удивляли спокойствие и невозмутимость этой женщины. Они могли свидетельствовать как о чистой совести, так и о великолепном самообладании. Тем не менее я решилась нанести свой последний удар.

– Понимаете, к чему я веду, – сказала я. – Так или иначе, но санитарный врач Дмитрий Сергеевич Верейский был отравлен, это факт, от которого мы не сможем отвертеться. И отравить его могли только в вашем ресторане, потому что иначе просто негде.

– Но послушайте…

– Подождите, не перебивайте меня! И отравить его могли, лишь подсыпав ему яд в еду, при этом будучи абсолютно уверенными, что, во-первых, про это никто не узнает, хотя бы до поры до времени, а во-вторых, что этим ядом не отравится кто-нибудь еще. Едва ли убийца планировал в вашем ресторане террористический акт. Следовательно, яд мог подсыпать человек, не только имевший неограниченный доступ к блюдам, но и непосредственно присутствовавший на обеде, следивший за его ходом, даже управлявший им.

Я сделала паузу, наблюдая за реакцией шеф-повара на свои слова. Но Вера Семеновна слушала меня невозмутимо, спокойно ожидая, к чему приведут меня мои рассуждения.

– Понимаете, – продолжала я, – мы с Павликом, нашим оператором и водителем Костей Шиловым ели этот обед, но с нами ничего не случилось. Значит, яд был в блюде, которое ел один только санитарный врач, и, кроме него, к нему никто не притрагивался!

– Логично, – сказала Вера Семеновна, и тут я впервые заметила, что она напряглась.

– И таких блюд было несколько, – продолжала я. – В их числе ваше знаменитое крем-брюле, которое вы готовите при помощи лазерной лампы. Вы никого даже близко не подпускаете к себе в тот момент, когда его готовите, и у вас была чудесная возможность подсыпать в качестве одного из ингредиентов в крем-брюле ядовитый порошок.

– И при этом вы угощали им одного только санитарного врача! – вторил мне Павлик. – А нам эту вкусность даже не предложили. Спрашивается, почему?

– Потому что совершенно забыли про вас в этот момент и готовили только для него одного, – ответила шеф-повар. – С ним, знаете, очень долго приходится возиться.

– Но на столе было три тарелочки с кремом! – возразила я. – И их все вы скормили Верейскому, а нам даже не предложили!

– Вы так настойчиво уговаривали Верейского съесть крем-брюле, хотя он наотрез отказывался, – заметил Валера Гурьев. – Спрашивается, почему?

Вера Семеновна заметно побледнела и замерла с открытым ртом, глядя на нас во все глаза. Вдруг ее лицо исказила гримаса, и она кашлянула. Потом – снова гримаса, и снова она кашлянула еще раз. Потом вдруг стала кашлять непрерывно, мелко-мелко, часто-часто, так что со стороны это было очень похоже на своеобразный смех. Мы с изумлением глядели на нее, не зная, как понимать этот неожиданный взрыв веселья, ожидая, что Вера Семеновна сейчас кончит кашлять или смеяться, и мы продолжим разговор.

Но шеф-повар продолжала кашлять, и вот уже сидящие за соседними столиками недоумевающе посматривали в нашу сторону. И вот уже подбежали к нам со всех сторон, побросав свои дела, официанты, постукиванием по спине пытаясь привести в чувство Веру Семеновну, а затем, взяв ее под руки, повели прочь от нашего столика. Теперь уже весь ресторан с напряженным любопытством смотрел то в нашу сторону, то вслед удаляющейся Вере Семеновне, и я чувствовала, как щеки и уши вспыхивают у меня со стыда огнем второй раз за этот вечер.

Вскоре после того, как ее увели, к нам подошел официант, тот самый, что поначалу обслуживал нас, и сказал сухо и неприветливо:

– Так, расплачивайтесь, пожалуйста!

– Но мы еще не все съели! – попробовал было возразить Павлик, но официант посмотрел на него так сумрачно, что Павлик тут же заткнулся.

Мы расплатились и поспешили поскорее выйти из зала, по-прежнему ощущая на себе любопытные взгляды присутствующих. Поспешно, не глядя, проскочили мимо стоявшего столбом швейцара Николая и вздохнули облегченно, только оказавшись в своей «Волге». Долго мы подавленно молчали, никто не решался заговорить первым.

– Да уж, – наконец открыл рот Гурьев, саркастически кривя губы. – Нечасто выпирали меня из ресторана вот так, в шею.

– Сволочи проклятые! – обозленно проговорил Павлик. – Деньги с нас за ужин взяли, а съесть нормально его не дали. Это же чистое жульничество! И нарушение прав потребителей!

Ему никто не ответил. Нас всех беспокоила проблема куда серьезнее, чем то, что Павлик не доел в ресторане всего, что хотел и имел право съесть.