Подпись: КОМИТЕТ ДВЕНАДЦАТИ.
Мать–кукуруза, простишь ли ты меня? — спросил Лоринков.
… — молчала Мать–кукуруза.
Отец — Аист, — простишь ли ты меня? — спросил Лоринков.
… — молчал отец-Аист.
Пей вино, — сказала Мать–мамалыга.
Закусывай мамалыгой, — сказал Отец — Виноград.
Я не могу, — ответил Лоринков.
Я ведь уже мертв, — сказал он.
Для мертвеца ты чересчур пахнешь спиртным, — ответил Отец — Виноград.
Лоринков, страдая, приподнялся на локте. Он был укрыт, и лежал у себя в башне, на самом верху. Рядом с постелью сидел старый друг Лоринкова, лейтенант полиции Петреску. Глядя на выбритого Петреску, аккуратно одетого — насколько это было возможно в разрушенной Молдавии, — Лоринков смутился.
Ты нашел меня без чувств? — спросил он Петреску.
Я нашел тебя нажравшимся, — ответил честно лейтенант.
Лоринков поморщился. Петреску всегда и все упрощал. Может быть именно поэтому к нему и ушла Инг… Вспомнив, что его жена пару месяцев назад ушла к лейтенанту Петреску, вообще–то, не стоило бы так дружески общаться с соперником, Лоринков нахмурился.
Чего тебе здесь нужно? — спросил он.
Зашел погреться, — честно ответил Петреску, — был на дежурстве и замерз, как собака, ну и гляжу, у тебя горит, так что на вся…
Понятно, — сказал Лоринков угрюмо.
Встал, завернутый в плед. Все тело ужасно болело. Ломило голову. Жажда мучила невероятно. Проклятый спирт, подумал Лоринков и попробовал вспомнить предыдущие сутки. Заходил какой–то журналист, это Лоринков точно помнил. Югослав какой–то, на что–то страшно обиделся. Это было плохо. Лоринков последнее время подрабатывал гидом для иностранных журналистов, которые приезжали в Молдавию написать репортаж пострашнее да привлекательнее. Это давало деньги. С другой стороны, подумал с неприязнью Лоринков, наливая себе воды в чашку без ручки — ну их к черту, этих западных журналистов.
Все они дешевые позеры, все пишут про ужасы боев, проживая в гостиницах в 100 километрах от линии фронта и все они ужасно деловые, почему–то в куртках–спецовках с двумястами карманов, — поставил коллегам диагноз Лоринков, когда–то писавший про ужасы боев третьей молдо–приднестровской войны, отправляя репортажи из гостиницы в 30 километрах от линии передовой, сидя в интернет–кафе в, почему–то, куртке с множеством карманов.
Такие куртки со множеством карманов, кстати, делали журналистов похожими на девственника-Вассермана. Кто такой «вассерман», Лоринков не знал. Просто это был человек из статьи в газете, которую забыл кто–то из русских журналист. Что–то про «Экспресс»… Называлась статья «Вассерман — девственник!». Газета была оставлена в туалете, и статья про «вассермана» сохранилась лишь частично. Впрочем, почему этот человек девственник, Лоринков знал.
Это было понятно по фотографии.
На другом клочке газеты, висевшем уже на стене в спальне, как плакат, было написано
1.
2.
3.
Эту газету Лоринков сохранял главным образом из–за фотографий новой главы «Элль» и голливудской актрисы.