Табу

— Что случилось с лужайкой? — спрашивает он.

— Садовник сказал, что нашел под лужайкой гнездо. Это кроты ее так изуродовали. Нужно посадить горькие растения, чтобы отпугнуть их. Он подготовит список, чтобы мы могли выбрать, что хотим там видеть.

— Кроты, значит, — только и отвечает Сергей.

Одно неловкое движение, и он снова морщится. В гостиной тишина, привычная для нашего дома, чьи стены не знали смеха или задушевных разговоров. Только потрескивает пламя в камине, который я приказала зажечь, несмотря на то, что сейчас теплые ночи и уже начало мая. Я все равно мерзну.

— Что с тобой произошло? — тихо спрашиваю. — Мне жаль, что я не приехала…

— Тебе не жаль, — отрезает Сергей. — Не люблю притворство. Так что не стоит изображать сочувствия, Ксения. Что это за список у тебя на коленях?

Не в силах выдержать пристального взгляда, снова опускаю взгляд на последние страницы ежедневника, заполненные мелким убористым почерком. Вместо номеров телефонов в ровный столбик я записываю имена. Безликие ФИО для стороннего наблюдателя, но не для меня.

Для меня за каждым именем — драма. За каждой буквой — боль и глухое отчаяние, которые я смогла победить. Только благодаря мне, эти люди начали новую жизнь.

Этот список мой личный мотив жить дальше так, как я живу и никак иначе. Моя собственная жизнь не приносит мне радости, счастья и удовольствия, но ради новых имен в этом списке я стискиваю зубы каждое утро и все еще живу. Моя работа в фонде — единственное, на что я сгодилась в этой жизни, а теперь по собственной же глупости я могу лишиться даже этого.

Веду пальцем по исписанной странице. Последнее имя я записала после утренней конференции, на которой пришла хорошая новость из Израиля. Девочке сделали нужную операцию, успели. Однажды в этом списке должна была появиться и фамилия Светы, но появится ли теперь?

— Это семьи, которым я помогла.

Он аккуратно откидывается на спинку дивана так, чтобы не болели ребра.

— Ты помогла? — уточняет он с ухмылкой. — Хочу напомнить, что деньги, которыми ты распоряжаешься, и фонд, которым управляешь, все это принадлежит мне.

Я молчу. Каждую минуту своей никчемной жизни, я никогда не забывала об этом. Именно его деньги позволяют мне быть хоть капельку полезной, а какого это будет стать снова никем, если он захочет избавиться от меня?

В отличие от меня, Тимур никогда не ценил деньги по-настоящему. Легко относиться к ним пренебрежительно, когда не должен считать каждую копейку. Я же каждый день лишний раз убеждаюсь, как много в этом мире значат деньги. И как много вещей можно изменить, когда умеешь ими распоряжаться.

— Зачем к Тимуру ездила? — вдруг спрашивает Сергей, словно проникая в мои мысли.

Господи, во что я вляпалась теперь, когда ставки так высоки?

Дура, какая же я дура. Не стоили оргазмы того, что я могу потерять, если Сергей узнает правду. Каким бы головокружительным эти оргазмы не были, нельзя было забывать о сотнях спасенных жизней.

24-1

Стараюсь говорить, чтобы голос не дрожал:

— Знала ведь, что будешь недоволен, но не смогла сдержаться. Прости, Сергей. Знаю, что он только твой сын и я не имею права вмешиваться… Но я тоже не железная, пойми меня. Все-таки он нам не чужой. Твой сын сказал, что ему приходится учиться по ночам, а днем работать. Работы очень много, дети — балбесы, учили их до этого очень плохо, — вдохновенно вру. — А еще колено его беспокоит, а на обезболивающие он наседать не хочет, чтобы торчком не стать. Очень правильный у тебя сын, Сергей. И ты хоть представляешь, чем там кормят? Да в тюрьмах и то баланда вкуснее!

— Может, ты ему еще и гостинцев завезла?

Трудно не искать в этом вопросе двойной смысл, но я стараюсь.

— Никаких денег! — сразу понимаю, куда он клонит. — Ты сказал, чтобы он справлялся сам, и я не вмешиваюсь. Просто заехала проведать. Все-таки родная кровь…

— Хорошая ты, Ксения, — неожиданно говорит Сергей. — Даже жаль, что с таким добрым сердцем у тебя оказалось такое бестолковое чрево.

Вот он. Весь Сергей в одной фразе. Он не умеет быть поддерживающим. Не может быть другим. Прав был Тимур, когда спрашивал, а может ли его отец оказывать поддержку. Нет, не может.

— А почему водителя и охрану свою сегодня уволила?

— Так ведь из-за нападения, — уже спокойнее отвечаю я. — Ты всегда говорил, что в случае ЧП первым делом нужно менять обслуживающий персонал, разве не так?

— Так, — нехотя тянет Сергей.

Его избиение мне на руку. Даже если кто-то из них донес ему на меня, теперь мужу придется найти подход к новеньким. Если у меня вообще будет шанс нанять новых.

— Ты успел заметить нападавших?

— Какая-то шпана из интерната. Я это так просто не оставлю. Не смей больше туда ездить, ни ради Тимура, ни ради своей благотворительности. Видишь, уже подарила им стадион, а они как меня отблагодарили?

— Все-таки считаешь, что это кто-то из интернатских? Там такие дети учатся, Сергей, у половины из них рахит из-за постоянного недоедания…