Табу

Голос его приобрел металлический оттенок, а расслабленное лицо вмиг окаменело, когда он опустился в большое кожаное кресло прямо напротив меня. Крупные ладони сомкнулись в замок, переплетя чуть узловатые пальцы до белизны костяшек.

– Я правильно тебя понял? – одним махом осушил стопку и закурил.

– Только если я правильно понял причину твоего визита. Серёг, я умею ходить вокруг да около, мастерски…

– Мне нужен Панфилов. Все, что у тебя есть. Возьму оптом, не глядя, – голос пропал.

Кархаров замолк, напряженно сжимая руки, затем опустил голову и резким движением взял сигарету из моей пачки, словно боялся передумать. Его глаза насыщенного ярко-синего цвета были тусклыми, как мутное стеклышко затёртой старой бутылки. Поднес сигарету к носу, принюхался, а потом уверенным движением прикурил от небольшой серебряной зажигалки, что сжимал в ладони все это время.

– Год не курил, – чертыхнулся и резко и крепко затянулся. – Скажу честно, он многим нужен, вопрос лишь в том, что получу я. Если мы не сойдёмся, мне есть, кому продать его с потрохами, а с другой стороны – насколько выгодно мне продавать его априори? Панфилов хороший козырь. Фигура значимая, яркая.

– Вопрос не в этом, а в том, что конкретно тебе нужно.

– А тебе? – Кархаров откинулся, наконец-то, расслабив руки, размял плечи и слегка улыбнулся, словно уже принял для себя решение, но старался ничем не выдать своих мыслей. Внимательно рассматривал меня сквозь сигаретный дым, открыто, с живым интересом, словно получил то, чего долгое время хотел.

– Мои руки связаны. Ты понимаешь?

– Понимаю, именно поэтому ты пришел?

– Я не могу действовать привычными способами. Не могу наводить справки и выслеживать, угрожать. Много лет вытаптывал себе уютное место в тени, и если сейчас все рухнет, не смогу в одиночку выплыть, тем самым утяну за собой многих. Нужно знать, где он живет, с кем общается, для чего приехал и чем можно зацепить. А ещё я должен быть уверен, что этот разговор останется между нами. Мне нужен Панфилов полностью, со всем его дерьмом, чтобы знать, откуда может прилететь. И, придя сюда открыто, доверился не потому, что лицо у тебя располагающее, репутация сомнительная, но не испачканная грязью.

– А почему?

– А потому, что знаю, что тебе нужно. С тобой я мог работать открыто, не боясь.

– Хм? – Кархаров снова сомкнул руки, словно собрал разбредшиеся мысли. – Шантаж.

– Нет, просто жду четкой формулировки того, что нужно тебе, потому что вариантов уйма.

– Тебе нужен Панфилов, – Родион встал, взял еще одну стопку и бутылку, затем вернулся на место и, наполнив стаканы, осушил, не став дожидаться меня. – Я дам тебе всё, что у меня есть, а ты мне на блюдце принесешь Малинкина. И мне нужна не информация, потому что я о нем знаю то, что тебе даже интересным не покажется. А он мне нужен в прямом смысле этого слова. Готовый, сломленный и поджаренный на адском огне. И говорю я тебе это не потому, что доверился, а потому что знаю, скольких усилий стоит протоптать уютное место в тени, не превратившись в урода. Нашел того, чья тень равноценна моей. По рукам?

– Малинкин? – догадывался, что разговор пойдет о самом крупном банке региона, но то, что его заинтересует старик, стало сюрпризом. Я блефовал, и думаю, что Кархаров догадывался об этом, но не до конца был уверен в том, потому что напряжённо о чем-то думал, прежде чем открыто выложить свою цену. Радик понимал, что Наскалов никогда не обратится к нему, в силу условий, которыми сам обложил регион, а я подхожу по всем статьям. Вот только что между ними произошло? Хотя, кого я обманываю, мне до этого нет никакого дела. Нужно лишь решиться… Сдать старого друга и по совместительству приближенного Моисея старика Малинкина… Или нет?

****

Мой дом был пуст. Но если честно, то это здание среди леса просто перестало быть моим домом, да и не было никогда. Почти всё время проводил на работе, периодически ночуя то в городской квартире, то в старом коттедже у Ленки с Ритусей. Бродил по холодным помещениям, осматривал мебель, стирал пыль с поверхностей и с горечью слушал тревожный стук собственного сердца, гулко отдающегося в нежилых комнатах.

Моя душа была там, в крохотной квартирке на окраине города, где по утрам играли свою скрипучую музыку трубы, где пьяные соседи устраивали гулёж до рассвета, а детвора облепляла площадку во дворе вместо того, чтобы сидеть у компьютеров. Там, на скрипучем и продавленном диване спала та, что стала моим домом.

Не задавала вопросов, просто встречала и позволяла любить себя до исступления, до боли в мышцах, до хрипа в голосе. Научилась отдаваться полностью, научила брать все до последней капли, приучила к себе до зависимости.

Вот недавно говорил, что смысл жизни человеческой в кайфе. Принять дозу. И улететь. А ведь так оно и было. Только доза моя обрела абсолютно человеческую плоть, она въелась под кожу, забурлив в венах, не отпускала ни на миг, возникая в картинках воспоминаний, всегда была рядом в царапинах и ссадинах. Преследовала, не давая и малейшей возможности забыться. Кошка.