Табу и невинность

– С экзистенциальной точки зрения всякая эмиграция – неповторимое переживание. Этому опыту присущи, естественно, разные измерения. Один год в Италии, еще год в Соединенных Штатах, почти год в Англии и долгое пребывание во Франции дали мне разные варианты опыта, которые очень сильно обогащают меня как человека.

Помимо этого существенным был культурный опыт, познание других миров, а это опять-таки давало возможность взглянуть на свою страну с совершенно иной перспективы. Часто я переживал также боль отсутствия, но это такое чувство, рассказывать о котором я не способен.

– Не поддадитесь ли вы в конце этой беседы искушению сформулировать какие-то предсказания по поводу будущего Европы? Что нас ждет в ближайшее время? Предстоит ли нам достаточно длительный период спокойствия и мира?

– Думаю, что да. Впервые за сотни лет Польша оказалась в безопасной гавани, хотя это, естественно, не означает, что проблем не будет. Огромная неуверенность связана с развитием событий на Востоке. Уже в марте состоятся выборы в Украине, а их результат, которого сегодня не знает никто, может не только изменить ситуацию в этой большой стране, но способен также отразиться на атмосфере в Польше. Не предполагаю, чтобы нам с той стороны что-нибудь угрожало, но у нас может возникнуть элемент беспокойства и какой-то дестабилизации. Далее, неизвестно, что произойдет с Россией, а ведь это страна, которая еще на протяжении десятков лет будет переживать потрясения и с трудом приспосабливаться к современности, и указанные процессы тоже окажут влияние на ситуацию в Польше.

Сама же Польша будет интегрироваться с Европой и евро-атлантическим сообществом, хотя, наверное, не столь быстро, как об этом говорится в различных официальных декларациях.

– Благодарю за беседу.

Польская революция

Кор Май 1983 г

Опускаются сумерки. В сравнительно большой квартире Эдварда Липиньского проходит собрание Комитета общественной самозащиты (КОР). Большинству членов удалось добраться до места. Милиция, как ни странно, в порядке исключения не вмешивается. Только на лестнице несколько тихарей переписывают приходящих. Другие топтуны крутятся по окрестным улицам.

Около тридцати человек ведут разговор о репрессиях в разных регионах Польши, об арестах, избиениях, увольнениях с работы. О самоновейших подвигах цензуры, о какой-то близящейся годовщине, которая позволит вспомнить исторические традиции народа. Дискутируют по поводу нового, несправедливого закона, касающегося пенсий для крестьян, про условия работы горняков. Редакционный комитет зачитывает самые свежие заявления, призывы и аналитические материалы КОРа. Собрание и обмен мнениями продолжаются уже много часов.

Участники ведут себя как свободные люди. «Свободные люди в свободной стране», – иронически произносит Адам Михник[16]. Словно бы им не грозил на каждом шагу арест или преследования, избиение то ли в судебных коридорах, то ли в ходе лекции для Летучего университета[17], то ли просто на темной улочке. Человек быстро привыкает дышать свободным воздухом – даже если для него это сопровождается непрестанным риском. Да и миллионы поляков тоже привыкли к тому, что среди них живут свободные люди. Эти миллионы следят за их деятельностью, за протестами, призывами и общественными инициативами – следят в крепнущей подпольной прессе, в сообщениях иностранных радиостанций и даже в официальной пропаганде.

Разнообразие присутствующих столь же поразительно, как и свобода, с которой они действуют. Хозяину, старейшине КОРа, перевалило за девяносто лет. Сразу же вслед за ним на шкале возраста располагается несколько других фигур: ксендз Зея, [адвокат и социалист с 1919 года] Антони Пайдак, [довоенный профсоюзный деятель и нынешний историк] Адам Щипёрский. На противоположном конце этой шкалы – тридцатилетние: Анджей Целиньский, Петр Наимский или Конрад Белиньский, которые вступили во взрослую жизнь в 1970-е годы.