Табу на вожделение. Мечта профессора

— Вот и хорошо! — хлопнула в ладоши мама. — А теперь давайте-ка за стол, пока все окончательно не остыло. Марат, и вы присоединяйтесь. Угощу вас наливочкой собственного производства. Мягкая, как пух!

Каримов еще крепче стиснул Юлю в своих объятиях. Так плотно прижал к себе, что даже сквозь слои одежды она чувствовала жар его тела.

— Заманчивое предложение! — отозвался мужчина. — Но увы. Я за рулем.

— Очень жаль.

Вежливо кивнув, он обратился к Юле:

— Идем. Проводишь меня до машины.

Девушка грустно улыбнулась:

— Идем…

Явно почувствовав ее состояние и нежелание расставаться с ним, мама предприняла очередную попытку повлиять на решение профессора.

— Так вы оставайтесь, Марат! — с радушием гостеприимной хозяйки она обвела помещение руками. — Оставайтесь на ночь. Места у нас всем хватит. Раз вы и так практически живете с моей дочерью, то уже… можно сказать… почти член семьи. Зачем куда-то ехать? Расслабьтесь. Отдохните от проблем и городской суеты. Чуть погодя и баньку истопим!

Его энергетика резко изменилась. Сделалась хищной и опасной.

Юля чувствовала это на каком-то диком, примитивнейшем уровне.

Его пальцы больно впились в ее талию, порождая трепет во всем теле.

Его сердце затарахтело так мощно и громко, что едва не оглушило ее.

Его жесткие губы скользнули прямо к ее уху, заставляя вздрогнуть.

— Ох, пташечка! — раздался зомбирующий шепот. Шепот, слышный одной лишь ей. — Отыметь тебя в бане — это святое!

От столь порочных слов стенки ее влагалища невольно сократились.

Низ живота прострелило сладкой истомой. А веки налились свинцом.

Марат же как ни в чем не бывало переключил внимание на ее маму.

— С радостью воспользуюсь вашим приглашением, Наталья Васильевна!

— Ну, вот и славно! — с готовностью отозвалась их родительница. — Вот и хорошо. Располагайтесь.

* * *

Наконец-то они уселись за стол, подарили матери основной подарок — путевку на море, чем, собственно, довели ее до слез, и начали праздновать.

Изначально Юля опасалась, что Марату будет скучно, что он не найдет общих тем и точек соприкосновения ни с Костей, ни с мамой. Но уже спустя пятнадцать-двадцать минут поняла — все страхи совершенно напрасны. Каримов являлся разносторонне развитым человеком и мог поддержать беседу абсолютно на любую тему. Девушка даже почувствовала легкий укол ревности, ибо с ней он такого красноречия, как правило, не проявлял.

Зато теперь эти трое почти не затыкались, наперебой рассказывая друг другу различные истории и примеры из жизни. А Юля, обиженно надув щеки, бесцельно ковыряла вилкой у себя в тарелке. Есть больше не хотелось.

Внезапно ее внимание привлекло какое-то движение за окном. Во дворе у соседей. Прищурившись, она увидела, как дядя Валера спускает с крыльца инвалидную коляску и тщательно застилает ее одеялом.

— Мам? — ведомая любопытством, бесцеремонно вклинилась в их разговор. — А что там у наших соседей происходит? Ничего не понимаю.

— Ох, дочка, — тяжело вздохнув, мать отложила в сторону столовые приборы и промокнула губы салфеткой, — не спрашивай! Как подумаю, слезы на глазах наворачиваются. До чего же мне Зинку жалко! Упаси боже от такой участи!

— Почему? Что с ней случилось?

— Да такое случилось, что и врагу не пожелаешь! Помнишь, сумки они тебе в общежитие завозили? Так вот, тогда они в город не из праздного любопытства мотались-то. Дочь свою из больницы забирали. Она же у них раньше была… сама знаешь, какая — оторви да выброси. Чего только ни творила в городе своем. И пила, месяцами не просыхая. И дрянь какую-то курила. Даже таблетками баловалась. А потом вдруг заболела. Причем резко. И очень серьезно. Начали обследовать, а там… все до такой степени запущено, что уже и неоперабельная она. Естественно, Зина с Валерой отказывались это принимать. Их можно понять — единственный ребенок, как ни крути. Влезли они в кредиты, продали все, что смогли. Но врачи гарантий не давали. Что-то пытались сделать, да толку ноль. В общем, лечение Дашке не помогло. Слишком поздно. Вот и отправили ее домой… последние деньки… доживать.

— Господи! — ужаснулась Юля. — Как же так? Ей ведь всего двадцать четыре!

— Милая, — мама нежно коснулась ее руки, — все мы под богом ходим. И все мы рано или поздно… окажемся там. Такова жизнь.

Пребывая в самой настоящей прострации, она кивнула.

А мать продолжила:

— Юль, ты б наведалась к ней, что ли! Знаю, вы не ладили особо и не общались почти. Но… выросли-то, считай, в двадцати метрах друг от друга! Поговори. Поддержи по-соседски. У нее ведь… каждый день может стать…

— Я поняла, — Попова отложила вилку в сторону. — Схожу обязательно.

— Прямо сейчас и ступай! — настаивала мама. — Ее вон как раз на прогулку вывели. И приглядишь за ней, пока Зина постель меняет.

Юля вновь выглянула в окно. И правда. В инвалидном кресле сидела Дашка. Одна. Родители ее вывели, усадили, укрыли одеялом и вернулись в дом.

— Хоро…

— Нет! — неожиданно и резко вмешался Марат. — Не нужно ей этого видеть!

От стали, звенящей в его голосе, мама даже немного растерялась.

— Но…