Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви

Я прижимаю палец к губам — никто из сотрудников клиники не должен слышать мое имя. Но в следующее мгновение мой взгляд останавливается на Энни, ее глаза открыты, и она смотрит в потолок неподвижно.

— Энни?.. — зову ее я.

— Энни умерла. — Голос у Ричардсона безжизненный, словно и он последовал за женой. — Ее сейчас заберут. Они обещали, что Энни будет жить… Они обещали, что спасут ее!

Эдвард настолько потерян, что даже не сообразил закрыть умершей жене глаза.

Я подхожу к кровати и делаю это за него, а потом накрываю простыней и ее лицо.

Простое действие заставляет Ричардсона очнуться, он недоуменно смотрит на меня:

— Откуда ты здесь?

— Я? А не ты ли меня сюда отправил, Эдвард?

Я не готова к разговору с ним и ищу повод избежать объяснений. Если бы Эдвард не произнес следующую фразу, возможно, я бы исчезла даже из его жизни навсегда, но он вдруг советует:

— Джейн, беги! Прямо сейчас беги, иначе погибнешь, как…

Имя не произнесено, но я уже понимаю, что Алисия Хилл сказала.

— Как Хамид Сатри? Это ты помог найти и взять Сатри в Лондоне? Тебе по силам?..

— Сейчас не время и не место, — Ричардсон кивает на тело Энни, накрытое простыней. Отвечать мне он явно не собирается.

— Время и место, Эдвард, — говорю я. — Перед Энни ты не сможешь солгать, она тебе этого не простит.

Ричардсон судорожно глотает и хрипло произносит:

— Ты права, теперь можно.

— Что можно?

— Можно сказать все. Энни умерла, теперь все равно.

Я просто не в состоянии ждать, когда он соберется с силами и скажет правду. Понимаю, что правда будет страшной, той самой, которую я не хочу знать. Но теперь должна узнать.

— Что за фирма «Хантер»?

— Частный сыск.

Он не переспросил, даже не поинтересовался, откуда я о ней знаю. Значит, Алисия Хилл сказала правду.

— Зачем людям из Мумбаи нужна я? — Я киваю в сторону двери, не зная, как назвать тех, от кого сбегаю.

— Ты должна найти пропавший алмаз.

— Я что, лучший сыщик в Британии?

— Они были уверены, что ты алмаз найдешь.

— Как?!

— Не знаю, но за тобой даже в Лондоне следили.

— И ты, зная об этом?.. — Я мотаю головой, словно отгоняя кошмар. — Ты знал, что Сатри убьют?

— Нет.

— Лжешь!

— Догадывался.

— И при этом помог переправить его в Индию? Как и меня? Зачем, Эдвард, ради чего?

— Они обещали устроить Энни в клинику, вылечить ее, если я помогу вернуть Сатри в Индию. А потом… она стала заложницей, но я все равно верил, что Энни спасут.

— Эдвард, ты сознательно отправил на смерть человека, лишь надеясь, что кто-то отплатит помощью Энни?

— И сделал бы это снова, будь хоть один шанс из тысячи спасти Энни.

Его рука сжимает вынутую из кармана трубку так, что та разваливается на куски. Я с болью вижу, как сильный, несгибаемый человек плачет скупыми, жесткими слезами.

С пораненной ладони капает кровь, Ричардсон швыряет осколки трубки в сторону и с недоумением смотрит на окровавленные пальцы. Мне не просто жаль его, я сама чувствую невыносимую муку, потому что передо мной не тот Эдвард, которого любила Энни. Понимает ли это он сам? Едва ли…

— Энни тебе этого не простила бы. Это не любовь…

Ричардсон отвечает глухо и так жестко, что я содрогаюсь:

— Что знаешь о любви ты, застрелившая любимого человека, вместо того, чтобы помочь ему бежать? Я бы убил не одного Сатри, но тысячи других ради Энни. Предал и сжег весь мир, если бы это ее вернуло. Только это и есть любовь.

— И… меня?

— Весь мир! — Он закрывает глаза, зубы сжимаются так, что белеют скулы, а пальцы яростно комкают простыню, оставляя на ней кровавые следы.

Я смотрю на того, кого считала своим вторым отцом, и понимаю, что Ричардсон так и сделал — предал всех за одно обещание спасти Энни.

Этого Эдварда я не знала и не подозревала, что такой существует. Сжечь весь мир ради любви? Я шепчу одними губами:

— Это не любовь…

Ричардсону все равно, кажется, еще немного — и он сам вспыхнет изнутри черным огнем и от бессилия начнет крушить все вокруг. Он не оправдывается, не задумывается над тем, насколько это ужасно, для Эдварда существует только смерть Энни и боль из-за невозможности вернуть жену.

Я не знаю, сколько времени проходит, уже не до побега, о нем я невольно забываю. Я вижу перед собой такую человеческую трагедию, какие обычно заканчиваются гибелью.

Точки опоры в моей жизни больше нет, и я скорее машинально, чем осознанно, интересуюсь:

— Ты был знаком с Санджитом?

— Да.

Меня прорывает:

— Это чатристы, Эдвард! Они организовали налет на Букингемский дворец и виновны в гибели стольких людей! Ты готов работать на чатристов?

Он вдруг недобро усмехается:

— А ты на кого работаешь?

— Что? — В глубине души я уже поняла, что он имеет в виду, но разум продолжает сопротивляться этому пониманию.

— Санджит — бывший главарь чатристов. Калеб Арора — нынешний.

— Ты… знал об этом, когда давал мне его телефон в Лондоне?

Не обращая внимания на мой вопрос, Эдвард продолжает:

— Они здесь все поклоняются этой богине смерти — Санджит, Арора, твой любимчик Сингх…

Я не верю своим ушам:

— Сингх?!

— А кто вырезал Сатри сердце, не я же?

— Повтори…