Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви

А я вдруг думаю о том, как она узнала о пересаженном сердце, вернее, о том, что оно пересажено именно мне?

Амрита на вопрос спокойно сообщает:

— Я видела тебя у Викрама в клинике не один раз.

Я недоверчиво кошусь на женщину, та улыбается:

— Я вовсе не старалась быть узнанной, это опасно.

Теперь меня охватывает подозрение:

— Зная о пересаженном сердце, вы не узнали, кто я?

— Агент по борьбе с террористами? Вернее, бывший агент. Я знала, Викрам тоже, а остальным ни к чему. Викрам сообщил, что ты собралась в Индию. Мы обрадовались, что тебя тянет к Тадж-Махалу, но не думали, что ты приедешь так скоро.

Амрита вздыхает.

— А потом я увидела тебя вместе с… с моим сыном.

Понятно, увидела новую хозяйку сердца рядом с чатристом.

— Все считают, что я должна найти алмаз сердцем, почувствовать его. Но я ничего не чувствую.

— Чувствуешь, только не понимаешь этого. Радживу…

— Не чувствую, — упрямо ворчу я. — Давайте лучше про Варанаси.

Мне вовсе не хочется говорить о Радживе Сингхе, такие разговоры словно соль на свежую рану, я не смирилась с тем, кто он. Мне показалось, что и Амрита тоже. Это нас объединяет, хотя даже такое единение мне лично ни к чему. Домой бы…

— Хорошо. В индуизме, и не только в нем, считается, что жизнь человека — это бесконечное перерождение и прохождение очередной кармы. То есть душе на Земле постоянно дается в нагрузку тело. Прекратить цепь перерождений мечтает любой, это значило бы больше не возвращаться сюда, а устремиться в вечную благодать. «Кашьям маранам мукти» — «смерть в Варанаси — это освобождение».

— А по мне так лучше жить на Земле…

— Не всегда, конечно, но я тоже предпочитаю жизнь. Хотя теперь мне долго отрабатывать свой поступок… Но, если не обо мне… Варанаси — место, где эту цепь можно прервать без особых усилий. Это даже не мусульманская Мекка, а нечто более сильное. В «Каши Пуране» написано, что каждый, кто только хочет побывать в Варанаси, освобождается от грехов трех жизней, быть там — находиться на пути к просветлению. Три ночи поста в Варанаси равны тысячам жизней аскетов.

— То есть стоит мне сегодня переночевать вот в этом городе, — я киваю на здания, уже видные впереди, — я стану почти святой?

— Возможно. Я хочу, чтобы ты поняла: в Варанаси, как нигде в другом месте Земли, видна разница между телом и душой.

— Души сами по себе?

— Нет, но здесь бренность тела видна особенно сильно. Потому и бросается в глаза чужим, особенно европейцам, отсутствие санитарных норм.

— А вы считаете нормальным купаться в воде, где плавают трупы?

Конечно, кто из европейцев не читал или не видел страшилок о сожжении трупов на берегу Ганга и о том, что далеко не все сгорает, а люди, не обращая внимания ни на что, лезут в воду, окунаются с головой и даже (о, ужас!) пьют эту муть!

— Джейн, берег Ганга в Варанаси — это восемьдесят гхат, ступеней-спусков к воде. Только часть нижних по течению служат для кремации, остальные предназначены для омовений и освящения, но они выше. Потому никакие трупы мимо проплывать не могут, не выдумывай. На гхате Маникарника, где основной крематорий, никто не совершает омовений. Да, с точки зрения европейцев, воды Ганга мутные и грязные. Сделанные анализы привели эпидемиологов в ужас, говорят, в каждой капле столько микробов, что их хватило бы для уничтожения целого города. Но, Джейн, за всю историю Варанаси никто не слышал ни о каких эпидемиях. Это лучшее свидетельство святости Ганга, его вода, взятая здесь, в Варанаси, не портится ни при какой жаре целый год.

По мере ее рассказа вместо ощущения святости у меня крепнет желание поскорей улететь в менее святое, но все же в более чистое. До святости мне явно далеко, да и как-то не слишком тянет ею проникнуться настолько, чтобы прожить несколько дней в городе, где крематорий прямо под открытым небом и посреди набережной.

Интересно, а нельзя ли мне переночевать в каком-то менее святом, но более цивилизованном месте, а завтра поскорей покинуть этот странный мир, отправившись туда, где смерть это навсегда, зато душ принимают каждый день? И самих лекций на тему спора души и тела тоже достаточно.

Уловив мое состояние, Амрита вздыхает:

— Я хочу, чтобы ты ничего пока не оценивала, просто замечала и запоминала. В Варанаси не бывает середины, его либо воспринимают всей душой и приезжают всякий раз, как удается, либо отторгают сразу.

Честно говоря, мне надоели рассуждения о богоизбранности Варанаси, хочется просто вымыться и обдумать все, что произошло, и сесть в самолет в направлении Европы, все равно куда.

Я обещаю, что буду фиксировать информацию, как датчик, и ничего не осуждать. Амрита вздыхает.

Мы довольно долго петляем по улицам Варанаси, пока не останавливаемся перед отелем «Ганпати Квест Хаус».

— Здесь друзья, — бросает Амрита. — И это хороший индийский отель.