Таэ эккейр!

— Ты что, вовсе с ума свернулся? — Лерметт от возмущения даже найденный с таким трудом округлый камень выронил, и тот с грохотом заподскакивал вниз по тропе. — Дело подождет. Оставить тебя здесь одного на верную смерть... да кем ты меня считаешь?!

— Уходи, — еще раз повторил Эннеари совершенно бесцветным голосом.

— Это у тебя такое любимое занятие — себя в жертву предлагать? — окончательно вспылил Лерметт. — Не уйду я никуда, и не надейся! То он есть не будет, то он жить не будет... да хоть ты напополам тресни, а я тебя вытащу.

Недавняя его вина была им не то, чтобы забыта — просто она поблекла в потоке бреда... а ничем иным, кроме как бредом, Лерметт новую затею Эннеари назвать не мог. Всему есть предел, даже и благодарности. Распоряжаться своей жизнью, словно чем-то незначительным и ненужным, только бы Лерметт поспел добраться в Долину вовремя, да притом полагать, что он способен принять подобную жертву — нет, право же, Лерметта в жизни так не оскорбляли! Никто не имеет права решать, где ему быть, словно бы он вещь, резная фигурка, которую можно переставить с одной полки на другую. А он не вещь, он — человек... и никуда он отсюда не уйдет, есть у него иные дела или же нет!

— Нет, — выдохнул Эннеари. — Я не хочу.

Ну точно. Умирать собрался. У Лерметта аж в горле пересохло от негодования. Вот ведь принесло ему лавиной спутника дорожного! Не эльф, а прямо жертва бродячая. То, что сам он, не сумевший заставить себя приняться за еду на глазах у голодного, точно из такого же дерева тесан, Лерметту и в голову не пришло, до того он был обозлен на упрямого Арьена, возжелавшего из невесть каких возвышенных чувств сложить свою дурную башку. Не вытаскивай его, и все тут. Не хочет он. Ни есть, ни жить — ну ничего не хочет. Он уже все решил, видите ли. И за себя, и не за себя — да по какому праву, спрашивается? Как он посмел принимать решение за Лерметта — и какое притом решение! Да за одну эту обиду я тебя, мерзавца, не то что из-под камня вытащу... да я тебя... да я не я буду, если тебя не отучу жертвовать собой направо и налево — раз и навсегда отучу! Уж не взыщи, друг-приятель, если тебе мое лекарство горьким покажется — а только ты у меня мигом жить захочешь! Ты тут, оказывается, благородно помирать собрался в гордом одиночестве? И камень надгробный себе выбрал? Может, еще и надпись на нем выбить прикажешь, чтобы всласть упиваться собственной кончиной? Не выйдет! Есть одно надежное средство и на таких, как ты. Крайнее средство... так ведь и случай выпал крайний.

— Значит, не хочешь? — Лерметт презрительно сузил глаза и вздернул голову. — Ну еще бы. За жизнь бороться всегда нелегко — это же силы прикладывать надо, старания... Помереть, конечно, проще. Руки сложил, глаза прикрыл — и ничего больше делать не нужно.

Он надеялся незаслуженным обвинением задеть эльфа за живое — но у того в глазах плеснулось разве что вялое удивление — и только. Лерметт закусил губу. Что ж, теперь отступать некуда.

— Что молчишь? — язвительно поинтересовался принц. — Я-то о тебе иначе думал... а ты, выходит, просто жить боишься! Ты... ты трус — скажешь, нет?

— Возможно, — со странной медлительностью произнес эльф. — Но тебя это совершенно не касается.

— Значит, не касается? — повторил за ним Лерметт. Он резко выдохнул, стремительно шагнул к Эннеари и с маху залепил ему оглушительную пощечину.

Голова эльфа мотнулась, словно у тряпичной куклы, всплеснув волосами. Красный след пощечины проступил на белой щеке так отчетливо, словно Лерметт прежде окунул руку в кровь.

Глаза Эннеари полыхнули ответной яростью... ну, хвала всем богам и демонам! Уж теперь-то он точно возжелает выбраться — хотя бы уж затем, чтобы вышибить из Лерметта дух. Главное — подогревать это желание, покуда оно не замерзло.

— Налаион! — Отчего-то обозвать эльфа сопляком именно по-эльфийски показалось Лерметту гораздо более оскорбительным. — Трус! Боги, Арьен, какой же ты трус! Ленивый трус! — принц орал так, что у самого в ушах закладывало — и плевать, что в горах нельзя кричать — сейчас нельзя не кричать. — И как же ты удобно устроился — сидишь и помираешь! Тихо так помираешь, уютно. Да? Ну так не надейся! Не будет тебе уютной смерти, понял? Быстро замерзнуть тебе не светит — а я тебя буду хлестать по щекам, пока не сдохнешь, мразь трусливая!

— Значит, мразь? — хриплый свист облачком пара сорвался с уст эльфа. — Трусливая?

— Размазня, дерьмо, скотина!

— Заткнись!

— Попробуй, заткни меня! Ну! Что, Арьен, поджилки трясутся?

— Трясутся, — неожиданно спокойно согласился эльф. — Но тебя это совершенно не касается.