Читаем Таежная кровь полностью

Озябшими, негнущимися руками Топ схватил вещмешок, перетянул через себя, накинул на поваленную пихту слева. Какое-то время старался «поймать» рундука на ветках, долго направлял накидку себе в рот. Полная площадь капронового вещмешка с накидкой оказалась достаточно просторной, чтобы собрать падающие капли воедино. Пришлось ждать несколько минут, пока дождь намочит брезент, скопится в единую массу и достигнет края рукава. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем первая капля докатилась и упала ему в рот. За ней вторая, третья, пятая. И наконец-то они превратились в тоненький ручеек размером не больше иголки.

Тонкая миллиметровая нитка медленно, но уверенно стекала с плотного материала ему в рот. Первые мгновения Топ не мог ощутить этой живительной влаги, так ссохлись ткани слизистой оболочки во рту. И вдруг как будто горячая кедровая смола расползлась по нёбу. Горечь, соль, слизь, желчь, какая-то отвратительная пена заполонили вкусовые качества. Отвратительно, неприятно ощущать на языке растопленную смердящую жажду возвращения.

Не желая терять драгоценность влаги для продолжения существования, стал глотать это мерзкое наполнение. Как умирающий человек хватает последний глоток воздуха, так и он, спасая сгорающий от обезвоживания организм, не мог выплюнуть такую противную слюну. Он знал, что сейчас для него каждая капля воды дороже золота.

Очень быстро вода растворила смолистый налет засухи. Топ почувствовал знакомую влагу, которая уверенно напитывала горящие ткани языка, растрескавшегося нёба и полопавшихся губ. Появились первые привкусы аромата, свежести, благоухания дождевой влаги. И казалась она несравненно освежающей, чистейшей и прохладной.

Трудно представить, насколько ароматна и приятна была тонкая струйка воды, собранная на небольшой площади капронового вещмешка. Нормальный человек, прикоснувшись языком к плотной ткани мешка, ощутит горечь. Поверхность вещмешка пропитана соленым потом спины, смешана с пылью дорог и ветров. Теперь же, омываемая водой, вся грязь стекала ему в рот. Топ не обращал на это внимания, наслаждался, считая, что еще никогда в жизни не пил такой вкусной, свежей воды.

Дождь шел. Тугие капли били по брезентовому рундуку. Скапливаясь, вода образовывала желанный ручеек, который по наклонной плоскости стекал ему в рот. А Топ просто лежал с закрытыми глазами и с наслаждением маленькими глоточками впитывал воду. Сколько прошло времени? Полчаса, час или больше – неизвестно. Топ потерял счет времени, сконцентрировавшись только на одном – пить.

Насыщение организма водой проходило медленно. Как сухое, плотное дерево, час за часом, миллиметр за миллиметром насыщает свои волокна влагой, так и он, с необычным, новым чувством облегчения понимал, что мышцы, ткани, плоть уверенно заполняются соком жизни. Как постепенно угасает пожар в груди. Разум успокаивается. Почему-то вдруг становится тяжело.

Усталость заполоняет сознание. Хочется спать, веки слипаются, на глаза наплывает муть. Кажется, что за все время, что он здесь лежит, еще ни разу не отдыхал. И нет сил противостоять этому чувству, он бессилен против него. Как нет сил подняться или хотя бы пошевелить рукой. Топ закрыл глаза и, как в яму, провалился.

Проснулся поздно. Сколько спал? Не знает. Час, два или все десять? Все равно часы стоят. Одно понятно ему: день – тот же, на границе с вечером. Небо захмарилось окисью ртути. Вот-вот сгустятся сумерки. А дождь все так же падает с невидимой высоты. Густой, частый, рясный, быстрый. Только теперь уже не прямой, вертикальный, а косой, как молния. Гонимый постоянным прохладным ветром.

Тайга шумит. Гнутся, качаются острые метелки деревьев. Хрустят сучки. Щелкают заломившиеся пихты и ели. Кажется, что ураган слаб и бессилен, но ломаются хрупкими спичками обреченные стволы. Под натиском ветра-верховика древесная плоть слаба, как ножка мухомора. Закрутит шквальный вихрь по гребнистым увалам, запрыгает, развернувшись во всю мощь, в тенистых провалах волчком, и под действием центробежной силы сорвет вершину какой-нибудь пихты. Только что было целое дерево, и на тебе – остался четырехметровый пень. А его вершина, все еще кружась и переворачиваясь в воздухе, неуправляемым копьем летит на землю. И непонятно, как она упадет: воткнется макушкой, хряпнется плашмя или взорвет мягкую почву разорванным комлем. И горе тому, кто в тот момент окажется на ее пути.

Топ лежит на том же месте, куда «приземлился» трое суток назад. Действительно, как чурка с глазами. Ни отползти, ни увернуться. Случись, что повалится на него дерево, а он не сможет увернуться, спрятаться. Но Топ не думает об этом. Все вокруг трещит, ломается, гудит, свистит, а ему не до того. Он опять жадно пьет воду. Те драгоценные капли дождя, что стекают по капроновой плоскости рундука. Как в прошлый раз, подставив рот под срез накидки, так как знает, что после урагана приходит затишье.

Ветер всегда несет перемену погоды. Шквальная стихия – результат противоборства двух атмосферных фронтов. Если сегодня дождь – значит завтра будет хорошая погода.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги