Таежное золото

– Вот и мемуарист подумал – зачем? – кивнул Семигин. – Любовь, конечно, штука сильная, но чтобы в тайгу, по зверью и бездорожью гнаться за чекистами, которым нечего терять… Кто она такая? А Илья Кольцов кто такой? Не смотрелись эти двое в компании. В общем, не буду ходить вокруг да около. – Семигин плеснул себе в стакан, как последний эгоист, осушил залпом: – Почему я, собственно, опоздал? Общался с одной прекрасной девушкой сорока пяти лет – она трудится в нашей редакции в информационно-архивном отделе. Звонок в Иркутскую картинную галерею, где народ доселе любуется собранными Шалимовым творениями, беседа с тамошним архивариусом… Из всей родни на белом свете у Павла Афанасьевича Шалимова в 18-м году осталась сестра Анастасия Афанасьевна. Проживали в одном квартале. Отношения нормальные, но слегка натянутые. В замужестве – Кольцова. Сынок у ей – Кольцов Илья Константинович. Большой умница, специалист по буддистскому «народному промыслу». В тот день, когда чекисты нагрянули к Шалимову, молодой человек находился у дядюшки дома и имел уникальную возможность наблюдать за расправой и конфискацией. Выжил – он же в этом не виноват? А почему выжил – вопрос отдельный. А теперь подумайте, друзья мои, что погнало молодого человека в опасную дорогу – жажда мести за любимого дядюшку или нечто большее? И насколько в свете последней информации укрепляется версия о присвоении чекистами знаменитой шалимовской коллекции?

Загалдели все разом. Да, интересно, и почему бы не допустить, что бесценная коллекция, выручку от продажи которой планировали пустить на нужды молодой Советской республики, действительно не сгинула в тайге? Генка гремел посудой, махал руками. Семигин доломал-таки подлокотник и уселся Чесноковой на колени. Алла Микош выбралась из надоевшей меланхолии и превратилась в смышленую барышню с разыгравшейся фантазией. Больше всего ее почему-то беспокоило: сколько может стоить коллекция? Максим пытался остудить пыл.

– Позвольте, дорогие мечтатели-практики, – возмущался он, – такое ощущение, будто я разговариваю с задницами! Во-первых, не одни мы такие догадливые, всю тайгу на север от Турова давно прочесали с металлоискателями, спотыкаясь о черепа людей и лошадей. Во-вторых, места там глуховатые, а нынче – и подавно, поскольку те края никто не осваивал и строительств не вели. Десятки тысяч квадратных километров непроходимой чащи! Обиталища диких староверов и прочей сомнительной публики! В-третьих, неизвестно, как долго продолжалась погоня и чем она, собственно, кончилась. В-четвертых, потрепанные чекисты могли оторваться от погони, доставить коллекцию по назначению товарищу Менжинскому (что, понятно, не афишировалось) и пустить ее на нужды молодой Советской республики. Сбывать могли и по частям. В-пятых, непонятно, зачем Семигин замутил эту историю с «девушкой сорока пяти лет», если задание у них совсем другое. В-шестых, не пора ли прекратить эту пустопорожнюю болтовню и заняться наконец делом? Почему бы не выпить, в конце концов?..

Последнее предложение было кстати. Выпили все и как-то разом приумолкли, погрустнели. Алла задумчиво катала по тарелке соленый шампиньон. Чеснокова нервно распускала косички, как бы намекая, что пора и баиньки.

– Да ладно, – тяжело вздохнул Семигин, – это я так, подурковал. Интеллектуальная разминка. Адреналин, все такое. Понятно, что мы – дети большого города, и шанс найти сокровища у нас примерно такой же, как дожить до полтораста лет.

Завершение буйного вечера отложилось в сознании смутно. Про сокровища забыли, домашнее задание тоже не вспоминали. Семигин – автор идеи, вот пусть и ищет свою потерянную рукопись, а остальные должны думать, на какие шиши поить его до Нового года. Генка мешал мартини с «Софьей Андреевной», пьяно уверяя, что этот коктейль напоминает разведенный яд щитомордника каменистого (где он пробовал эту дрянь, неизвестно). Чеснокова непослушными руками распускала вторую косичку. Алла Микош решила наклюкаться и никуда не уходить – спросила, где тут можно попудрить носик, выпила на посошок и пропала. Двоился и троился Семигин, которого к полуночи разбило на хавчик, и он сметал со стола все, что не уронил…

Он смутно помнил, как Семигин на рассвете тряс его, шептал, что он все еще пьян, скоро рассвет, дела требуют, и не хочет ли Максим закрыть за ним дверь, а то она, зараза, не закрывается?

– Ну куда ты собрался? – бормотал он, воюя с тапками. – Темно еще…

– Люблю гулять по темным городским улицам, – вздыхал Семигин, загружаясь в ботинки. – Такая публика бродит: маньяки, романтики… Увидимся, Максим. В себя приду, прозондирую насчет рукописи. Будь на связи…

– Не забывай, – бормотал Максим, запирая за приятелем дверь, – чем больше жидкости залито в тело, тем больше у тела неприятностей…