Таёжные были

Мы подхватились, закидывая на ходу за плечи рюкзаки, взяв ружья наизготовку. Склон не был крутым, так что можно было почти бежать на голос собак. Впервые я услышал такой лай Загри – громко и злобно, почти без интервала. Аза вторила ему глухо и редко. Что там могло быть, какого зверя они обнаружили? Почему-то воображение рисовало в первую очередь медведя. Мысли роем вертелись в голове. Впереди открывалась небольшая полянка, оттуда и слышна была возня, какое-то урчание, всхрапывание или сопение, иногда треск сучьев, и видно было мелькание Загри – он то метался по краю поляны, то углублялся в лес, как бы показывая, где находится объект их беспокойства. Аза по-прежнему лаяла глухо, почти хрипя, где-то на одном месте и не показываясь. Всё так же было непонятно, что за зверя взяли они в оборот. По голосу, по темпераменту я ещё не научился распознавать. Стоя на противоположном краю поляны, мы спешно прикидывали, как действовать. Решили: Миша будет осторожно подходить вдоль левого края поляны, а затем ждать, не заходя в чащу. Я буду обходить справа и постараюсь углубиться в лес, чтоб понять, что там происходит. По возможности, конечно, стрелять. Загря, завидев хозяина, ещё более осмелел, заголосил пуще, снова сунулся в чащобу. Меня разрывало просто на части от любопытства и непонимания, как правильно вести себя. Едва удерживался от желания быстрее бежать в ту сторону, в гущу событий, понимая, что так можно только навредить и спугнуть зверя. Осторожно, но стремительно, как мне казалось, преодолел метров пятьдесят, вглядываясь в глубину леса. Неожиданно краем глаза слева увидел движение: что-то шевельнулось совсем не там, куда вглядывался. Открылась сразу вся картина: в том месте, где поляна смыкалась деревьями и кустарником, заметен был небольшой крутой обрывчик, у его основания торчал откуда-то из-под земли хвост Азы. Я закричал Мише, чтоб шёл сюда, уже почти догадываясь, в чём дело. Вдвоём мы ухватились за задние ноги собаки и потянули наружу. Аза уже не лаяла, а только молча сопела сквозь сжатые челюсти, но почти не подавалась из норы. Боясь причинить ей боль, напряглись ещё. Наконец показалась голова собаки, а вместе с ней мы увидели серебристо-серый загривок зверя. Тут и Загря подскочил, схватил барсука (это был некрупный молодой барсучок), вырвал из пасти Азы и в буквальном смысле задавил уступающего ему в несколько раз по размеру зверька. В считанные минуты всё было кончено. Мише с трудом удалось отобрать добычу у собаки, применяя при этом тот лексикон, который и собаки понимают не хуже людей. Подействовало. Ну что же, и это добыча: барсучье мясо считалось неплохим деликатесом, если грамотно к этому подойти. А сало ещё как может пригодиться нам при простуде. Мы оба были довольны таким исходом, не пришлось даже ружья применять. А как порадовали собачки! По сути, это их первая серьёзная добыча, их первое боевое крещение. И ничего, что всего лишь молодой барсук – всё начинается с малого. Главное – у них проснулся охотничий азарт. А у нас появилась большая надежда на своих питомцев.

Подавив в себе приступы эйфории в предвкушении сытного и вкусного, а главное – необыкновенного, ужина, полные оптимизма и веры в удачу, мы бодро двинулись вниз по распадку к речке. Собачки, всё ещё возбуждённые, радостно играючи, с лаем рванули вперёд, показывая неуёмную готовность найти и подарить хозяевам любого зверя, который попадётся на их пути.

Вот с такого, в общем, небольшого, приключения и начали мы осваивать охотничье-промысловую науку в глубине Горно-Алтайской тайги.

3

В числе первоочередных задач у нас в планах числилась ещё одна: до наступления большого снежного покрова мы должны были сходить в верховье реки Тогуна и найти вторую избушку, километрах в десяти от зимовья. Когда Ермолин перед отъездом наставлял нас на промысел, упомянул об этом пристанище. Она может нам сгодиться при устройстве путиков.

В один из дней мы с Мишей тронулись в путь, захватив небольшой запас консервов, вермишели, крупы и сахара, а также банку с керосином и свечками. Путь наш лежал по узкой возвышенной полоске леса, разделяющей болото и пойму реки. Болото это начиналось от нашего зимовья и простиралось на три километра в длину. От центра к краям оно было практически чистым от деревьев и кустарника, только ближе к кромкам заросло мелким осинником, ивняком, ольховником и всяким кустарником. По другую сторону от нас, примерно в двух километрах, начиналась гряда темнохвойного леса, плавно уходящая вверх по пологому склону. И уже дальше она упиралась в каменные кручи, поросшие кедровым стлаником, пихтачом и ельником.