Я побежал к охотнику. Он был спокоен, как всегда. На земле лежал убитый волк; его крепко держал за заднюю лапу тяжелый зубчатый капкан с оборванной цепью, застрявший между двух елочек. Сняв с лапы волка капкан, Филя показал на выбитые на дугах буквы: «СТ».
— Ганинского колхоза, — произнес он удовлетворенно. — «Свободный труд» их артель называется. Они на каждом своем капкане такую метку ставят.
Мы сели под лиственницей, и комары, словно только этого и ожидавшие, тучами накинулись на нас со всех сторон. Филя сердито плюнул и снова поднялся на ноги.
— Пойдем, — сказал он. — Летом в тайге не посидишь…
Я вспомнил слова Мухина, что лето — «скучное время» года, и подумал: уж не из-за этой ли скуки по своему любимому делу пошел он с одним кинжалом на волка? Но Филя, словно угадав мои мысли, проговорил:
— Самые это вредные твари — волки. Каждому нашему колхозу они тысячные убытки приносят. Кто уничтожит хоть одного такого хищника, доброе дело для людей сделает. Нынешней зимой ворвался один волк к нам на ферму — тридцать девять овец зарезал… Вот и считай, какой вред колхозу принес!
Взмахивая на ходу кинжалом, охотник через каждые десять шагов ловко срезал с деревьев длинные полоски коры, чтобы разыскать потом дорогу к добыче. Выведя затески до тропы, он по-прежнему размашисто зашагал вперед.
Остаток пути Филя молчал, словно израсходовал свою дневную норму слов. И только когда мы вышли на широкую улицу Ганиной, он в раздумье промолвил:
— Совсем позабыл, в каком доме Кеша Винокуров живет…
Свернув к домику с голубыми ставнями, он постучал в окно.
Оказалось, что волчатник Винокуров жил именно здесь, но дома была одна его жена.
— Заходите, — приветливо пригласила хозяйка. — Кеша через полчасика приедет обедать.
— Спасибо, нет времени, — отказался от приглашения Мухин. — Передайте ему, что волка я вашего докончил. В Еловом ложку, шагов сто от тропы налево. Затески сделаны. Пусть поторопится снять шкуру, а то испортится на жаре.
И Филя, кивнув, пошел по своим делам в правление колхоза…
Вечером я видел, как Винокуров нес из тайги волчью шкуру. За ним бежали ребятишки и наперебой спрашивали:
— Дяденька, а почему тот охотник не взял шкуру себе? Ведь волка-то убил он!
— Как бы вам, детки, сказать… — замялся Кеша. — Честный он человек, общественный…
Впоследствии я узнал, что ганинские колхозники очень настойчиво предлагали Мухину взять шкуру, принадлежавшую ему по охотничьим законам. Но Филя от шкуры категорически отказался, как всегда кратко заявив:
— Не за что брать. Один раз только дубиной стукнул!
Волк
За деревней Борки, на речке Светлой, стояла колхозная мельница. Она была километрах в двух от деревни, и мельник Егор Иванович Прутовых, чтобы не тратить времени на ходьбу, часто ночевал в мельничной сторожке. В такие дни он обычно отпускал сторожа домой, а сам оставался со своей собакой Жулькой, которая так здесь прижилась, что в деревне летом почти не бывала.
Во время одной из таких ночевок Егор Иванович услышал на рассвете выстрелы за речкой, в лесу. Кто-то выстрелил подряд раз пять, и эхо долго перекатывалось над лесом.
Мельник удивился. Стоял июнь, охота в это время запрещена. По другим же делам колхозники старались теперь в лес не ходить: комары заедали… Разве кто-либо выследил медведя?
Недоумение Егора Ивановича рассеялось часа через два, когда из леса на плотину вышли лучшие в деревне охотники — братья Федотовы, Михаил и Василий. Они несли на длинной палке связанную за лапы убитую волчицу, рядом с нею болталось трое волчат. К палке же была привязана котомка, в которой шевелилось что-то живое.
Охотники положили свою ношу на землю возле сторожки, и Михаил, устало опускаясь на завалинку и вытаскивая из кармана кисет, коротко сказал:
— Всю разбойничью семью взяли. Жаль только — матерый волк успел уйти…
Тут в котомке кто-то тихо, тоненько заскулил.
— Ожил, звереныш! — засмеялся Василий и, развязав котомку, вытащил из нее волчонка.
Он был еще совсем маленький и, видимо, никак не мог понять, что с ним произошло. Левое ухо у него оказалось отрубленным, и по мордочке струйкой стекала кровь.
— Это — пулей, — пояснил Василий. — Когда мы убили в логове волчицу, начали ее детенышей стрелять. В этого не попали, пуля только ухо отрубила. А он упал, как мертвый. Стали добычу собирать, видим — живехонек. Ну мы и решили принести его домой живым…
В это время волчонок, увидев свою мать, прижался к ее животу, зарылся в шерсть.
Егору Ивановичу стало жаль волчонка.
— Отдайте его мне! — попросил он охотников.
— Бери, — согласился старший из них, Михаил. — Но что ты будешь делать с ним? Сдохнет…
— А я его отдам на воспитание Жульке. У нее щенки такого же возраста.
— Не примет… Волк и собака — вечные враги.
— Попробуем.
Когда волчонка принесли в конуру к Жульке и положили между щенками, она долго его обнюхивала, потом, вильнув хвостом, начала облизывать.
А проголодавшийся волчонок жадно припал к соску собаки и, вздрагивая, стал сосать…
— Приняла! — удивленно воскликнул Михаил.