Таежные рассказы

А под снегом, оказывается, просидел я без малого трое суток.

Подо льдом

Чего только не случается с нашим братом-промысловиком! Иной раз в такое положение попадешь, что не знаешь, как из него выйти. И если не выручит смекалка, погиб человек.

Со мной тоже был такой случай. Совсем на краю гибели стоял, но не растерялся — и остался жив.

У каждого зверолова имеется в тайге свой «путик». Это линия, по которой настораживаются капканы и разные самоловы. Тянется она иногда до трех десятков километров.

Есть путик и у меня. Начинается он близ нашей деревни, зигзагами идет по тайге и кончается в далекой глуши.

Собрался я как-то осмотреть самоловы. Было это в морозный день. Градусник ниже сорока показывал. Думалось мне, что, когда солнышко поднимется, теплее станет. А только оно до самого вечера так и не пробилось сквозь льдистую мглу.

Несколько дней перед этим я не бывал на путике, и потому много дел там оказалось: где приманка сорвана, где ловушки захлопнулись, а в некоторых местах снег так затвердел, что пришлось капканы заново устанавливать.

Пока добрался до конца путика — совсем стемнело. И решил я назад идти не по своему следу, а самым коротким путем: через хребет к ближней деревне и уже оттуда по торной дороге — домой.

Вышел из тайги, обогнул последний перелесок — впереди огоньки засверкали. И так мне захотелось скорее попасть в теплую избу, что невольно прибавил шагу, хотя от усталости еле ноги волочил.

В километре от деревни пруд был. Через него я и направился к дороге.

На открытом месте еще холоднее показалось: тянул навстречу ветер, да такой резкий, что до костей пробирал.

Поднял я воротник, втянул голову в плечи и шагаю, не глядя под ноги. Вышел на середину пруда, и тут…

Что дальше произошло — мне в тот миг совсем непонятно было. Под ногами что-то качнулось, хрустнуло, и… я полетел в пропасть.

Очнулся по колено в липкой грязи. Вокруг кромешная тьма, только над головой беловато-серое пятно виднеется.

Много времени прошло, пока я понял, что попал под лед. Но почему пруд оказался вдруг без воды?

И так и этак думал я, пока не вспомнил, что колхоз не стал чинить осенью мельничную плотину: переносилась у них мельница на другую речку. И вот не выдержала заброшенная плотина до весны, прососала ее вода и ушла. А провалился я, по-видимому, в прорубь, где женщины белье полоскали. Затянуло ее тонким льдом, замело снегом, и получилась западня…

Однако долго размышлять не приходилось. Рукавицы и валенки промокли насквозь, руки и ноги совсем окоченели. Надо было выбираться из западни, пока не замерз. Но как? До края проруби я даже кончиками пальцев достать не мог.

Тут мне в голову пришло, что раз воды в пруду нет — должен лед осесть, потрескаться. Осталось только разыскать большую щель и через нее на поверхность вылезть.

Сделал в одну сторону несколько шагов — угодил в яму с водой. Пошел в другую сторону — жидкая, непролазная грязь, чуть не до пояса. Может, и была где-нибудь твердая отмель, да как ее в темноте разыщешь? И уходить-то далеко опасно: запутаешься, пропадешь…

Вернулся к проруби, стал. Слышу, в деревне петухи пропели: значит, полночь. Люди давно спят, и никому из них даже не приснится, что за огородами человек в беду попал. И так горько на душе сделалось, хоть реви благим матом…

А стужа до самых костей пробирает. Ноги ниже колен словно деревянные стали, и пальцы на руках не сгибаются. Одежда заледенела, чуть повернешься — гремит, будто железная.

Чувствую: до утра не выдержать…

Начал я подпрыгивать да приседать, чтобы хоть немного согреться. Для этого пришлось отойти от проруби в сторону: ил под ней уже замерз, и такими комьями, что никак на них нельзя было стоять.

В это время и мелькнула у меня спасительная мысль: ведь из мокрого ила на морозе можно любую гору сложить! А мне, чтобы выбраться из-подо льда, нужен бугорок высотой не больше метра.

Взялся я за работу. Ногами, прикладом сгребаю грязь в одну кучу, под прорубь. И едва успеваю разровнять ее тонким слоем, как она тут же замерзает.

Дело пошло быстро. Слой за слоем накладывал я на свой холмик, пока не поднялся он чуть не до пояса.

И вот встал я на него, вцепился руками за край проруби и выбрался на лед.

Как добрел до деревни — помню плохо. Спотыкался, падал, полз… Помню, как ввалился в первую избу, поднял там переполох… А дальше ничего не знаю.

Пришел в себя утром, в постели. Вижу: у кровати женщина сидит, ноги мне какой-то мазью растирает.

— Целы? — спрашиваю.

— Целы! — говорит. — Дня через два хоть опять в тайгу. Только под лед больше нырять не советую.

Рассмеялись мы оба. И так мне радостно стало, словно второй раз на свет родился.

А в тайгу я и в самом деле скоро пошел. Правда, не через два дня, как говорила женщина: ошиблась она малость. Да это и неудивительно — ведь она не врач была, а простая колхозница.

Филя-следопыт