Таежные рассказы

— Нынешней зимой было. Приходит как-то к нам Костя Быстров и говорит Илье: «Отыскал берлогу, а где она — не скажу, если меня с собой не возьмешь. Надоело за белками бегать, хочу медвежатником стать…» Вы не знаете его, Костю-то? Щупленький такой парнишка, семнадцать лет ему. Секретарь комсомольский… Засмеялся Илья и отвечает: «Ладно, пойдем, только с уговором: стрелять буду я, а ты смотри и ни в чем не мешай». Ну и пошли… Привел Костя к берлоге и, как уговорились, в сторонке стал. Спустили собак. Лают они, из себя выходят, а зверь сидит в берлоге — и ни гу-гу… Говорит тогда Илья Косте: «Возьми-ка шест, ткни в чело». Костя и ткнул… Вылетел тут медведь, будто молния, и на четвереньках — к Илье… Выстрелил он два раза — зверь еще пуще взревел, на дыбы встал. Хотел Илья патроны переменить, да не успел: медведь всей пастью в стволы вцепился… Испугайся в это время Костя, пришел бы обоим охотникам конец. А он не трусом оказался! Пока зверь жевал ствол, Костя прыгнул ему под брюхо и всадил против сердца кинжал по рукоятку… На этом все и кончилось. Не успел медведь никого даже царапнуть, только концы стволов обкусал… — Прасковья Афанасьевна улыбнулась и закончила: — Ружье это изуродованное Илья Косте подарил: «На, говорит, храни, как оно есть. Помни, что с первой охоты стал ты настоящим медвежатником!..»

Илья Парамонович пришел домой на закате солнца. Все такой же живой и шумливый, он еще с порога начал рассказывать, как он только что поспорил по телефону с каким-то районным работником. Дело было в том, что на днях должен был состояться районный слет лучших охотников, и в Ганиной сегодня получили список приглашенных. Кости Быстрова в этом списке не значилось, и Илья Парамонович заявил, что если не пригласят Костю, то не поедет и он, Семибратов.

— Об этом пареньке скоро слава по всей тайге пойдет! — шумел старик. — Не было еще у нас медвежатника с такой хваткой!

— Трудно судить по одной охоте… — заметил я осторожно.

— Почему — по одной? — удивился Илья Парамонович. — Он уже шесть зверей взял!

Семибратов помолчал и тихо, словно по секрету, сообщил:

— Ведь я ему три свои берлоги отдал. Верю в него. Ловкий парень, бесстрашный, настоящий сибиряк! Скоро в армию пойдет, пусть пока проходит закалку…

Сидя на стуле против окна, я видел, как ребятишки играли среди улицы в городки. Маленький мальчуган в красной майке палку за палкой бросал в «пушку», а она, окутанная пылью, все стояла на месте.

— Дай-ка я ударю, — сказал проходивший мимо смуглый юноша с комсомольским значком на пиджаке.

Мальчуган торопливо протянул ему последнюю палку и отошел в сторону. Юноша, не прицеливаясь, как бы нехотя, метнул. «Пушка» с треском разлетелась во все стороны.

— Вот он, Костя Быстров, — показал на юношу Илья Парамонович. — Будущий знаменитый медвежатник!

А Костя как ни в чем не бывало уже шел своей дорогой дальше. Стройный и гибкий, он неторопливо шагал по зеленой улице, провожаемый восторженными взглядами ребятишек.

Зимней ночью

Раньше в Сибири морозы злее были. Как сейчас помню: выйдешь, бывало, утром во двор — дыханье перехватывает. Плюнешь — слюна ледяшкой падает на снег. На забор глянешь — воробьи рядком сидят, а пугани — не летят, замерзли…

Старики говорят, что климат у нас мягче становится. Мне тоже так кажется. Давно уж я мерзлых воробьев не видывал. Да что там воробьи! На прошлой неделе разворошил в лесу гнилой пень, а под корой паук шевелится. Это в декабре-то месяце! И вспомнилось тут мне, как лет тридцать назад в это же время чуть не замерз я на лесной дороге.

В ту зиму появилось у нас много волков. По деревням от них стон стоял. Как утро, так и слышишь: у того овцу зарезали, там гусей утащили, а где и корове брюхо распороли… Терпели, терпели мужики, да и решили ополчиться на обидчиков: задумали облаву устроить. Мне поручили с соседней деревней, Михайловной, об этом договориться.

С попутной подводой доехал я до Михайлович, собрал там охотников, и недолго думая порешили мы в первое же воскресенье в поход на волков двинуться.

Домой я отправился еще рано да по пути зашел на заимку[7]к деду Матвею. Славный был старик, этот Матвей! Круглый год жил он на своей заимке, держал пасеку и занимался охотой. И кто бы к нему ни заявился, не отпускал он без того, чтобы не угостить медовухой, не напоить чаем с пышными шаньгами[8].

Так было и на этот раз. Заглянул я к нему на полчасика обогреться, а за чаем да охотничьими разговорами не заметил, как и время пролетело.

Стал я собираться домой, а дед и говорит:

— Ночуй у меня, Петруха. Что за нужда ночью идти! Мороз шибко лютый, да и волки теперь по дорогам бродят. Как бы чего не получилось…

За день я сильно устал, а в избе было так тепло и уютно, что, по правде говоря, выходить на мороз не хотелось. И не помяни старик про волков, я, пожалуй, заночевал бы на заимке. Но мне было двадцать лет, и я хотел показать, что не боюсь ничего на свете. Если же остаться — кто знает, не подумает ли дед Матвей, что я струсил! И потому я ответил:

— Волков бояться — в лес не ходить.