Таежный бурелом

Андрей заплыл далеко в море, а Кушнарев хлюпался около берега, с опаской поглядывая на сизых крабов, щелкающих клешнями.

— Теперь все ясно, — одеваясь, радовался Андрей, — даже Устав и программа есть. Удачный денек! Здесь останешься? Работы позарез!

— Нет, не могу. Меня ждут с докладом о положении на Уссурийском фронте и еще с кое-какой информацией. Я зря времени не терял, остановка только за тобой.

— А как будешь добираться?

— Ничего, теперь обвык.

Фрол Гордеевич, узнав от Коваля о приезде Кушнарева, расстроился.

— Старый хрыч, язви тя, — весь вечер ворчал он, — дряхлеть стал, волчья сыть! Ведь толковал он мне про Митрича, да нет, думаю, травленого волка на стрихнине не проведешь.

Ночью пришел Кушнарев. Стали листать страницы «Князя Серебряного». Кушнарев расшифровывал, Андрей записывал.

На рассвете Кушнарев попрощался с Ковалем.

— Ну, спасибо тебе! Вооружил ты нас отличным оружием. Теперь легче будет, а то как в потемках, — взволнованно говорил Андрей, обнимая Кушнарева.

— Дело общее. Одним воздухом дышим…

Для Андрея настали горячие дни. Разрозненные союзы и кружки молодежи оккупированного Приморья объединялись в единый молодежный коммунистический союз.

Много раньше, до приезда Кушнарева, решение VI съезда партии «О работе среди молодежи» всколыхнуло города и села обширной дальневосточной окраины России. Возникали различные кружки и союзы: «Красные коммунисты», «Молодые коммунары», «Союз по уничтожению контрреволюции и прочей гидры», «На страже революции». В отличие от буржуазных объединений молодежи эти часто обособленные, стихийно возникающие в самых отдаленных уголках организации, не имея еще программы, единодушно признавали Октябрьскую революцию и советскую власть. В кружках изучались проникающие через линию фронта статьи Ленина.

Андрей стал собираться в дальнюю дорогу. Надо было проехать по деревням всей приморской полосы. В первую очередь ему предстояло провести съезд сельскохозяйственных рабочих в Казанке. В этом селе находился наиболее крупный союз молодежи. Туда после сдачи Владивостока отступил и Тихон Ожогин со своими бойцами. Но вскоре, после того как он появился в селе и был создан союз «Молодых коммунаров», кто-то предал их. Начались аресты. Молодые коммунары ушли в тайгу. Так образовалась первая в крае таежная коммуна.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

Под кленами и дубами ютились землянки и шалаши, дымили костры. В котлах кипела похлебка. Стояли телеги с задранными вверх оглоблями. На оглоблях висели потники, уздечки, седла. Отмахиваясь от овода хвостами, у коновязей стояли лошади. Над одной из крытых дерном землянок развевался красный флаг. У входа торчал пулемет.

Коваля встретил председатель совета коммуны и командир отряда Тихон Ожогин. Они поздоровались, прошли в землянку.

— Обрастаешь народом? — поинтересовался Коваль.

— Жируем потихоньку. Уже без малого батальон. Коней не хватает, а то бы еще эскадрон развернули.

— Смотри, Тихон, крестьян не обижай, коней не трогай.

— Знаю, сам крестьянский сын. Разве можно! В Чульской казаки появились, вот на тех коней поглядываю.

— А сил хватит?

— Дело солдатское.

— Как с продовольствием?

— Кормит тайга-матушка. Народ бывалый, охотой пробиваемся.

Вечером Коваль познакомился с коммуной. Возле шалашей разложены дымокуры: таежный гнус не давал людям покоя. Коммунары чинили обувь, смазывали жиром сбрую, стирали белье, чистили оружие. Под кустистым кедром сидела группа партизан. Чей-то звонкий голос читал «Овода». Андрей узнал бойца из отряда Ожогина — Максимку.

Невдалеке от них на пне устроился парень с двухрядкой. Его тотчас же обступили люди.

Максимка спрятал зачитанную до дыр книгу, обрядился в широченные шаровары, затянул рубаху красным с кистями кушаком и, ловко отбивая присядку, вскочил в круг.

— Раздайся народ, меня пляска берет! — выкрикнул он и завертелся волчком.

Круг раздался. На Максимку шла, подрагивая плечами, девушка, с лицом, прикрытым платком, в атласной юбке и расшитой кофте. Она закружилась вокруг него, встряхивая высокой грудью.

Все заулыбались, стали притопывать ногами.

— Максим, не ударь лицом в грязь!

— Девушка-красавица, покажи свое личико!

— Сыпь, гармонь!

Рубаха на Максимке прилипла к спине, а девушка не уступала, подзадоривала, звала, манила. Наконец, тяжело дыша, обливаясь потом, Максимка вышел из круга.

Поднялся другой боец, остановился перед девушкой и, топнув ногой, склонил голову. Вокруг одобрительно загудели, захлопали в ладоши.

— Докажи, Бубенчик, почем в Маньчжурии крендели.

— Валяй, дивчина, не смущайся!

— Докажи чалдонам, как на Украине пляшут.

— А ну, а ну, черниговская!

Через десять минут и Бубенчик запалился, припал к бочке с водой — не оторвешь.

— А ну, шире круг! — разгорячился Тихон Ожогин, хватая у бойца балалайку. — Чтобы меня девка переплясала? Никогда!

— Куда тебе, товарищ командир, за купецкой дочкой, тяжеловат.

— Ей, черниговской, сам Днепр нипочем.

— Покажи, Ожогин, раздолинскую с перебором.

— Держись, черниговская! У нас командир хват.

Тихон ударил пальцами по струнам и, поблескивая от возбуждения глазами, запел: