Вспыхнувшее в Больше-Аринской, казачье восстание вскоре перекинулось на весь север Амурской области. К середине октября, освободив родной округ от большевиков, повстанцы перекинули военные действия в соседние земли края. В Больше-Аринской был создан уездный Совет без коммунистов. Большевики, доселе не уделявшие должного внимания проблемам казаков, всячески притеснявшие и унижающие вольных воинов, оказались застигнутыми врасплох и расплачивались за это самой жестокой ценой.
Спохватившись, в Больше-Аринскую спешно направили отряд красноармейцев из пятидесяти трех бойцов под командованием латыша Илмара Струда. С отрядом выехал и председатель следственной комиссии.
Отряд прибыл в Больше-Аринскую, когда около полусотни казачьих представителей волостей проводили районное собрание по организации самостоятельного уезда. О цели прибытия красноармейцев собранию известно не было. Но когда Струд потребовал запретить собрание и погрозил наложением контрибуции, казаки вспыхнули. Похватавшись за винтовки и шашки, они предстали в глазах чекистов весьма внушительной силой, и Струд не рискнул ввязываться в бой.
Отряд выступил в обратный путь за подкреплением, но группа вооруженных казаков начала преследовать чекистов. Струд велел сделать несколько предупредительных выстрелов. И без того возбужденные, казаки бросились на чекистов, в атаке потеряв троих, что только еще больше распалило их.
И началась бойня. Красноармейцев забивали до смерти, рубили на месте. Отстреливаясь, чекисты отступали верст пятнадцать, пока, наконец, восставшие прекратили преследование. Струд вернулся в Благовещенск всего с двенадцатью красноармейцами и был сразу же отстранен от командования и отдан под суд.
Казаки лишились девяти человек, но теперь представляли собой закаленное войско, принявшее боевое крещение с самым жестоким врагом всех времен и народов, как сказал на митинге сам атаман Иван Герасимович Камов.
После боя под Больше-Аринской казачья вольница продолжила законодательную работу. Районное собрание в станице приняло резолюцию о бое с чекистами (грамотен был Камов, знал, как правильно вести дела). Разбирая постановление губернского Совета об учете хлеба, казаки загомонили в полный голос, требуя «эту самую резолюцию подальше куды…» Общим голосованием «хлебную монополию решительно отклонили».
Потом прозвучали решительные, зажигательные речи казаков с призывом встать на защиту своего округа и соседних казачьих земель и до последнего биться с ненавистным Благовещенским Советом.
Следующей крупной победой восставших было освобождение соседнего уездного центра — Усть-Балыка. Тщательно все разведав и используя почти полное отсутствие войск в Усть-Балыке, отряд казаков под началом храброго офицера, героя германской войны подъесаула Грабина ранним утром подошел к городу, снял охранные посты и начал осаду винного склада, где хранилось оружие, размещался уездный исполком и утепленный барак советских и партийных работников.
Внезапное нападение не позволило оставшимся в городе красным отрядам оказать своевременное и продуманное сопротивление. Овладев оружейным складом, грабинцы сильным огнем подавили сопротивление красноармейцев.
Осажденные в бараке сотрудники уездной чрезвычайки и члены уисполкома вынуждены были прекратить сопротивление. Захваченные в плен председатель чека, военно-революционный комиссар и председатель уисполкома были расстреляны прямо у дверей барака. Других руководителей не нашли или нашли уже мертвыми.
Захватив огромное количество оружия в местном арсенале, казаки послали связного в Больше-Аринскую, и вскоре к ним подоспел крупный, в триста человек, отряд казаков, составивший новый гарнизон Усть-Балыка. В бараке, переоборудовав и укрепив его, Камов организовал свою тюрьму. В подвале тюрьмы обоpудовали камеpу пыток. И вскоре в тюрьме уже содеpжались более сотни паpтийных, советских и комсомольских pаботников.
Восстание ширилось и крепло. И казалось — нет ему конца и краю…
11
Советская власть в Приамурье только вставала на ноги, не была еще уверена в своей силе, а потому и вела себя агрессивно. Хотя основная масса неказачьего населения области и приняла лозунги большевиков, молодое государство было не в состоянии что-либо дать народу, кроме обещаний. А разоренное многолетними войнами хозяйство не могло обеспечить потребности растущего, как на дрожжах, партийного аппарата. За все это расплачивалось в основном крестьянство, как наиболее массовый и неорганизованный слой производителей. Сборщики налогов и их охранники отъедались на голодных поселянах. Особенно это чувствовалось в Сибири, где еще сохранялось право собственности. Если в центральной России новые порядки принимались населением терпимо, быстро становились привычными, то в Забайкалье, например, эти порядки привели к массовым восстаниям и усилению активности вооруженной части эмиграции в приграничье.
И советы поняли: если не предпринять что-то очень кардинальное, то пиши пропало!