Таежный гнус

Прапорщик Толкунов в это время обедал. Сыто отрыгиваясь, опустошил миску со щами и теперь примеривался к жаренной курице, обложенной варенными овощами. Поесть он любил, не признавал никаких ограничений, безбоязненно наращивал и без того жирное тело. На зверский аппетит не действовали ни предупреждения врачей, ни растущее не по дням, а по часам пузо.

Квартирная хозяйка с умилением глядела на постояльца, нарезала все новые и новые порции душистого хлеба, подкладывала огурцы и помидоры, придвигала тарелку с белорозовым деревенским салом. Бегала от стола к плите и обратно, опустошала полки кухонного шкафа. Короче, изо всех сил старалась угодить сожителю.

Немолодая, но все ещё крепкая, женщина, Евдокия успешно совмещала обязанности кухарки, уборщицы и "кандидатки в супруги". Ибо прапорщик представился ей замшелым холостяком, намекнул на желание создать крепкую российскую семью.

- Мы с тобой ещё детишек настрогаем, - обещал он. - Ты только заботься обо мне по настоящему. Не так, как антиллегентши. Слыхала мудрую заповедь: в здоровом теле - здоровый дух?

- Нет, не слыхала, - закрывая передником раскрасневшееся лицо, стыдливо признавалась Евдокия. - Тебе не к чему жалиться, дух у тебя дай Боже другим мужикам... Картоха с мясом уже упрела - спробуешь?

Прапорщик нерешительно покрутил лобастой головой, на шее под мощным подбородком тряслись жировые складки... С одной стороны, картоха с мясом, по научному - жаркое, любимая его еда. Но - с другой - в животе уже нет ни сантиметра свободного об"ема. Не случится ли, не дай Бог, несварения, не упекут ли его по этой причине в страшный госпиталь, на операционный стол?

- Положи! - наконец, решился он. - Да погуще! Картохи можно меньше, а вот мяса...

Обрадованная хозяйка наполнила вместительную миску.

- Хорошо готовишь баба, - с набитым ртом похвалил Толкунов. - Пожалуй, оженюсь.

На самом деле, сорокадвухлетний толстяк вот уже двадцать лет состоял в освященном ЗАГСом и церковью браке. После перевода в таежный гарнизон он никак не мог вытащить из-под Хабаровска законную свою половину, та не решалась оставить на произвол судьбы собственный дом с солидным садом-огородом. Да и кому, спрашивается оставлять такое богатство? Единственный сын от первого - забулдыга и гуляка - мигом растребушит его по кабакам и проституткам, родственники поумирали либо сбежали с Дальнего Востока. Разве только продать? Но об этом жена прапорщика и думать не хотела!

Вот и пришлось "холостяку" занять пустующее место в избе одинокой хозяйки. Естественно, и в постели. Благо, она не только не противилась сама прозрачно намекнула на неухоженность и страдания одинокого квартиранта, заодно, посетовала на собственное одиночество.

Слияние душ и тел произошло без сентиментальных признаний и слезливого согласия - на чисто деловой основе. "Супруг" обеспечивал топливом и продуктами, "супруга" отдавала уже немолодое, но не потерявшее привлекательности, тело, обстирывала и кормила будущего хозяина.

Постепенно тоска по жене грызла прапорщика все меньше и меньше. Соответственно, реже отправлялись письма с суровыми приказаниями бросить к чертовой матери хозяйство и лететь к тоскующему мужу. В ответ категорическое "нет".

Ну, и черт с ней, мужиков ныне дефицит, пусть официальная половина удобряет коровьим дерьмом жалкий огородик, окучивает картоху, подкармливает груши с яблонями.

От добра добра не ищут - старая поговорка. "Тоскующий муж" спит на чистейших наглаженных простынях, ходит в наглаженной, без единной замятины форме, питается вкуснейшими кушаньями, невенчанная супруга, несмотря на возраст, всегда готова к супружескому употреблению, горячности её ласк могут позавидовать молодые девки.

Но Серафим Потапович на примере своих родителей, царство им небесное, усвоил жизненную истину: бабу нужно всегда держать в строгости, учить послушанию, ежели и ласкать, то только по ночам под одеялом. Баловать об"ятиями да поцелуями, нахваливать и умиляться - пусть занимаются этим богатые бездельники.

- Щи недоварены, картошка сладкая, - сыто отрыгиваясь, ворчливо воспитывает "глава семьи" заботливую хозяйку. - С твоего питания ноги недолго протянуть, из мужика в бабу превратиться, - автоматически оглаживал он арбузообразный животик. - Куда, к примеру, спрятала ветчину, которую я на неделе принес? Сынку-преступнику отправила?

- Что вы говорите, Серафим Потапович? - возмущенно всхлипывает Евдокия, все же убирая с тарелки "сладкий" картофель и накладывая другой, извлеченный из печи. Заодно выставила тарелку с нарезанной ветчинкой. - Я ж за вами, как за дитятей,,,

"Дитятя" поощрительно похлопал хозяйку по выпуклому заду. Не приласкал - именно похлопал. Будто трудягу-лошадь перед пахотой. Миску с картошкой отставил в сторону, принялся за курицу и жирную ветчину, азартно захрустел малосольным огурчиком.

Заодно, не обращая внимание на стоящую по стойке "смирно" сожительницу, продумывал рабочий день, первый - на новой должности.