Таежный тупик. История семьи староверов Лыковых

Мы познакомились в первый год ее пребывания в Тупике. На вопросы: откуда? как? надолго ли? – собеседница ответила коротко: «Василий Михайлович, называйте меня Надей. О себе рассказывать надо долго. Много грешила. Потом одумалась. Поехала в Сибирь искать Бога, а точнее, как следует познать себя. Много всего повидала. А тут решила остаться…» Я не счел возможным лезть человеку в душу, полагая, что неожиданная «прихожанка» проживет тут недолго: жизнь городского человека в тайге отшельником – не каша с маслом. На моих глазах такого рода людей перебывало тут больше десятка. Неделя-другая, и удалялись немедленно, если залетал сюда вертолет.

Но Надя прижилась. Приспособилась к непростому характеру Агафьи, к строгой вере, втянулась в бытие, которое иначе как борьбой за существование не назовешь. Прилетавших сюда она сторонилась, но со мной была откровенной. Несколько раз я снимал их вместе с Агафьей в огороде и на рыбалке, с ружьем в тайге. Снимал и всю троицу: Ерофей на протезе, Агафья, не убоявшаяся в этот раз фотографии, и рядом с ней вполне таежного вида Надежда.

Жизни «коммуной» тут не было с самого начала. Каждый жил «своим домом» – три избушки, три маленьких огорода, отдельно козы и куры, отдельно молились, но кое-что делали и совместно – ловили, например, рыбу, готовили дрова. Такой строй жизни тут я считал неизбежным и даже желательным – меньше ссор, трений и неувязок, меньше друг другу люди надоедают. Однако уединенная жизнь и при подобном укладе отношения обостряет, что хорошо известно психологам, знающим, что происходит в маленьких группах людей, удаленных в космос, живущих на северных или антарктических станциях или даже на лесных кордонах.

Из женщин жаловались мне обе. Надежда немногословно, Агафья эмоционально – «часто и до большого доходим!» Виноватых в этом напряженном житье обнаружить было нельзя. Каждый по-своему прав. Агафья могла пошуметь, даже постучать палкой о землю, Надежда предпочитала на день-другой удалиться в тайгу – «побыть одной». Ерофей в «бабские дела» не встревал – «попадешь между двух жерновов». Выслушивая всех, я думал о возможной развязке – Надежда из тайги «утечет». Но минувшей зимой побывавший тут художник из Харькова Сергей Усик меня успокоил: «Замирились. Вместе за сеном на „старое место“ ходят, вместе молятся, на Пасху праздничный обед учинили и пригласили нас с Ерофеем». Я подумал тогда: замирению способствовал там Сергей мягким своим характером и помощью в разных работах.

И вдруг две недели назад звонок от Сергея: «Мы с Надей вместе из тайги вышли. Я половину лета ждал вертолета, но его не было. Решил выходить пешком. А Надя вдруг говорит: „Я с тобой!..“» – «А где сейчас Надя?» – «Да вот рядом стоит».

Стали думать, где встретиться. Надя говорит: «Давайте у памятника Пушкину – не разминемся».

И вот мы у памятника. Таежную схимницу я с трудом опознал: «Ты же вдвое помолодела!» От комплимента Надежда вежливо отмахнулась, но понимала, конечно, что тут, в Москве, она совершенно другая. «А как Москва?» – «Ой, голова кругом идет – не все узнаю, да и от тайги еще не совсем отошла». Часа два втроем – Надя, Сергей и я – беседовали у Пушкина на виду, за столиком под зонтом. На этот раз Надежда охотно о себе рассказала. Родилась в Москве в 1961 году. Фамилия – Небукина. В годы учебы занималась спортом – входила в юношескую сборную команду по ручному мячу. На соревнованиях побывала во многих местах страны. «Пережив семейную драму, в 1991 году в смятении стала думать: кто я, зачем живу? В поисках Бога добралась до Индии – была в Мадрасе, Бомбее». Там один старец ее вразумил: «Боли свои утолишь в уединении».

«После этого с дочкой подалась я в Сибирь. Присматривалась к разным сектам. Дочка Анна там, на Заячьей заимке, прижила ребенка, но жить в тайге не захотела. Оставила девочку отцу-старообрядцу и уехала в Москву к бабушке. А я после этого пешком с проводниками добралась к Агафье. И тут житья моего ровно пять лет». – «Как жили, я знаю. А как решилась расстаться с тайгой?» – «Всего не расскажешь. К тайге привыкла, и трудности меня не согнули. Но сложное дело – уединение. Когда людям не на кого „собак спустить“ – спускают на ближнего. Не виню ни себя, ни Агафью. Просто очень трудное житье у двух-трех людей в уединении. Мысль „уйти“ стала постепенно меня посещать. А тут дошло письмо от мамы – старенькая, два инфаркта перенесла. Написала: „Наденька, могу умереть, тебя не увидев…“ И дочка пишет: „О ребенке затосковала…“ Рассказала я это Агафье. При первой беседе она ничего не сказала, но вижу, озаботилась сильно. А дня через три решительно заявила: „Благословенье на уход не даю! Ты из мира вышла, крестилась тут. Как можно?“ – „Но ведь мать, говорю, зовет…“ На это Агафья не нашлась что сказать. А я сорвалась неожиданно. Сергей решил выходить с Ерината пешком, и у меня вдруг мелькнуло: „Вместе!“ Сказала об этом Сереже.