— Если все нормальные, понимаешь ли, сидят дома, то где тогда все ненормальные? — проскрипел я, передразнивая Ельцина.
— Мы здесь! — крикнул из зала один из наших актёров и раздался дружный хохот нескольких сотен человек.
— Слуховая галлюцинация! — вскрикнула Снегурочка, когда смех немного поутих. — Бежим! — рявкнула Сусанина и принялась бегать по сцене, громко стуча каблуками коротеньких красных сапог.
— Дед Морозы не бегают! — пророкотал я в зал. — Дед Морозы, понимаешь ли, исчезают волшебным способом. Трах-тибидох! — крикнул я и саданул черенком клюшки по дощатому покрытию.
И в этот момент единственный прожектор потух. А когда включился полный сценический свет, вместо меня и Наташи Сусаниной на сцене оказалась сама Кира Нестерова и объявила начало праздничного концерта. Затем своим чередом пошли разные производственные сценки, в которых перевоспитывали лентяя и прогульщика Витька. Потом ребята под живой аккомпанемент сбацали песню «Мой адрес Советский союз», которая плавно перетекла в литературно-музыкальную композицию про битву за урожай:
И каждый, в ком сердце честное,
Кто хочет, чтоб край наш креп,
Сейчас уезжает с песнями
Туда, где борьба за хлеб…
А в конце первого отделения я и хулиган Витёк разыграли миниатюру с париком. И я ещё раз убедился в том, что чем обширней зрительская аудитория, тем более простой и примитивный юмор ей требуется. И если на моих диалоговых шутках народ одобрительно посмеивался, то после фирменного заклинания «трах-тибидох» когда женский парик с длинной косой слетел с головы Витька и усвистел за кулисы, весь зал впал в какой-то ненормальный гомерический хохот. Люди почти две минуты не могли успокоиться, хохоча до истерики. Даже сцена дворца культуры в какой-то момент подозрительно завибрировала. А Наташа Сусанина, которая в образе Снегурочки выскочила раздавать передовикам производства почётные грамоты, ожидая хоть какой-то тишины, то растерянно улыбалась, то недовольно хмурилась.
— Порвали зал, — важно произнёс Витёк за сценой, когда второе отделение концерта стремительно продвигалось к своей финальной точке.
— Эх, если бы было можно убрать все эти нудные сценки про урожай, то было бы ещё лучше, — приговаривала Наташа Сусанина, расхаживая около гримёрки взад и вперёд.
— Тогда это будет не агитбригада «Фреза», а агитбригада «Весёлые ребята», — усмехнулся я. — Мужчины женитесь, женщины мужайтесь, ха-ха. И я думаю, что с такой программой вы далеко не уедете.
— Это ещё почему? — Сусанина от возмущения уперла руки в бока.
— Прикроют за недостаточный уровень идейной и воспитательной работы, — хмыкнул наш прожжённый сценический хулиган.
Наташа сделала глубокий вдох и уже собралась выпалить одним длинным предложением всё своё возмущение на формализм и идеологические клише, как к гримерке подбежала Кира Нестерова и, округлив глаза, громко прошептала:
— Все на сцену! Финальная песня! Слова! Не забудьте слова!
— Спасай слова, кто может, — усмехнулся я, схватив с собой волшебную дедморозовскую клюшку.
А тем временем на сцене закончился последний номер художественной самодеятельности, в котором ребята и девчата в танцевальной форме под русские народные мотивы изобразили, как лихо они трудятся в цеху, перевыполняя пятилетний план. И тут осветитель с галёрки направил прожектор на зеркальный шар и по сценическому заднику побежали световые блики, словно на дискотеке. Музыканты заиграли первые аккорды финальной песни, и уже тогда из правой кулисы, переодетым в Деда Мороза, вышел я и моя внучка — Снегурочка, которой шубку можно было бы сделать и подлиннее.
— Все артисты молодцы, — пророкотал я. — Будут вам и ананасы, понимаешь ли, будут вам и огурцы. Правильно я говорю, внученька?
— Не знаю, дедушка, — вредным голосом произнесла Снегурочка-Сусанина. — Посевная покажет, что вырастит на местных грядках.
— Это что ж такое, понимаешь, получается? — я стукнул черенком клюшки в пол. — Нам из Гренландии ещё и на посевную сюда лететь? Как вы считаете, товарищи александровцы? — обратился я к народу.
— Даааа! — дружно закричал почти весь зал.
— Тогда, понимаешь, по хорошему дедморозовскому обычаю споём на посошок, — проскрипел я голосом Ельцина.
— Споём, дедушка! — радостно согласилась Снегурочка.
И так как среди артистов агитбригады Наташа пела лучше всех, она сделала небольшой шажок вперёд и словно прима прекрасным эстрадным голосом в одиночестве затянула первые слова куплета:
Когда в дом входит год младой,
А старый уходит вдаль,
Снежинку хрупкую спрячь в ладонь,
Желание загадай.
И уже со второго четверостишия вступил и наш разношёрстный агитбригадовский хор. Кстати, иначе мы бы просто не смогли начать эту песню красиво и дружно. Сколько не репетировали, замечательные строчки про волшебную снежинку исполнялись кто в лес, кто по дрова.
Смотри с надеждой в ночную синь,
Некрепко ладонь сжимай,
И все, о чем мечталось, проси,
Загадывай и желай, — лихо горланили мы все вместе, а по погрузившийся в полумрак зал, по которому бежали световые блики чем-то смутно напомнил звёздное небо.
И Новый год, что вот-вот настанет,
Исполнит вмиг мечту твою…