Таганский дневник. Кн. 1

Возник вопрос, уж больно политическая деятельность Таньке Жуковой покоя не дает, (восстановить сп. «В. Высоцкий») и позвонили уж они с Дупаком и Губенко, и Филатову, а мне противно. Это уж окончательное… тем более, что спектакль-панихида теперь в ситуации полной легализации имени и творчества вовсе ни в какие худож ворота не лезет. А нового создать не смогли. Так и не надо. Прав Эфрос: это уж как-то некрасиво по отношению к имени В. С. В. — выдавливать друг из друга то, чего никто не хочет или не может! Он предложил сыграть «Дом» в честь дня В. С. В. Выпустить афишу, перед спектаклем прослушать песню целиком, что звучит в спектакле, — и достойно, и благородно. Так, так… Возню начали некрасивую на выживание Эфроса.

К сожалению, Петрович заражен был подобными играми и оставил наследников. Но что можно было простить мастеру «во имя», то нельзя позволять подмастерьям. Дупак поторопился звонить, слава Богу, что он Эфросу не сообщил об этом, нарвется он… Нельзя дразнить сейчас Эфроса. О письме говорит вся Москва, и будто бы действительно Горбачев говорил Ульянову, что надо что-то придумать и загладить вину перед Любимовым и постараться вернуть его. Вот как разворачиваются события.

16 декабря 1986

Вторник, — 26°.

Бортник — передает всякие черные слова Петровича из его интервью: «Да, я вернусь в Россию… в качестве своего трупа… Мне там никто не нужен, и я там никому не нужен… — Зачем? Еще одного „Мизантропа“ ставить, которого мне в свое время не разрешили?»

Значит, про «Мизантропа» он знает.

Вообще за Астафьева, если честно сказать, — стыдно, какая-то в этом есть неправда большая и нечистоплотность, нет, так художнику не годиться выражать свои мысли и чувства.

Да, я трачу время, отпущенное мне для вечности, на частную, семейную жизнь — с утра я бегаю по магазинам, рынкам, потом везу жену на процедуры и жду в машине по часу с лишним, Сережка сидит один, потом мчусь лечить себя, играю спектакль, встречаюсь с публикой на концертах, чтоб завтра были деньги для того же опять рынка, на бензин и на ремонт автомобиля. И занимаюсь я этими хозяйственными вопросами в охотку, они отвлекают меня от ответственности перед этой самой вечностью — уважительная причина, господа присяжные заседатели! Вот, не написал «Матеру» или «Царь-рыбу» — не было возможности, жена болела, ребенок болел, сам пил и пр.

А у Тамары плохая кровь, и опять ей сдавать анализы, и что они принесут? Господи! Спаси и помилуй!

18 декабря 1986

Четверг.

Идет «Дно». Заканчивается день. Не укололся. Плохо чувствовал себя, постоял, постоял и уехал. Путевки в Рузу выкупать надо будет 22-го.

Приходил Денис. Красивый, хороший парень, в Ленькиной дубленке, Бунина взял. Рад я ему был до слез. Вызывала его директриса-Лариса, ну что же это такое, ну почему он не учит гармонию и пр. Господи! Помоги ему остаться в училище и закончить его.

Любимов в Нью-Йорке. Представлял его Аксенов. Минут пять он изображал Брежнева, снова рассказывал старые байки свои, стыдно и обидно за шефа.

19 декабря 1986

Пятница.

Опять стою у Семашко и жду мою Тамару. Хоть бы у нее улучшение наметилось, понесла она врачу билеты на «Мизантропа». Температура на дворе опять нулевая, опять грязь и сырость на дорогах. Что у меня осталось в этом году: два «Мизантропа», два «Вишневых», сегодня «10 дней» и 29-го — «Добрый». Работы еще хватает. И девять концертов. Итого — 16 выступлений.

У меня миленок в койке —
недоразумение!
Я хотела перестройки,
А он — ускорения.

Забыться сном — одна радость и забота. Сахарова вернули в Москву, и он приступает к академической работе. Боннер реабилитировали. Во события!

Театр — гнойная яма, каждый из неиграющих считает своим долгом оговорить Эфроса и почесать язык о планах и возможностях, о формах возвращения Любимова.

Дупака вызывали в ЦК, где он показывал текст письма Любимова. Делить театр будут?! Любимов будет ставить на старой сцене, а Эфрос — на новой?! Ой как мне это все противно, и почему мне не 20 или хотя бы не 30 лет? Нет энергии и желания продолжать жизнь. С удовольствием занимаюсь заработками, домашними заботами, шляюсь по магазинам и пр.

21 декабря 1986

Воскресенье.

На спектакль должны прийти Пьянов и Панченко. «Крокодил» и «Огонек», я делаю билеты только людям полезным. Намедни «На дне» смотрел Толя-рыжий из овощного магазина.

Мне страшно писать — но ведь в самом деле — 1986 год — год Тигра — он же год «Мизантропа» — этот год заканчивается моим благодарением, потому что другой «профессии не знаю», родился артистом… Так что же жаловаться на судьбу?! Была бы моя Тамара здорова, все остальное возьмем «костлявой рукой мастерства».

22 декабря 1986

Понедельник.

Если жизнь от «Мизантропа» до «Мизантропа», то следующий — в субботу 26-го.

Отводил Сережу и фантазировал, как я 26-го куплю большой букет роз, принесу Яковлевой на «Мизантропе» — сочинял письмо благодарственно-теплое. Хорошо мне с ней играть — все, что, я могу сказать.

23 декабря 1986

Вторник.