«Поставив свой лучший спектакль за последние 10 лет, Любимов вернул Таганку во времена ее расцвета».
«Ему вновь после нескольких полуудач удалось уловить идеально верный тон разговора с залом…» и т. д.
Так вот — благослови, Господи, на эти два спектакля: сегодня и завтра. И не забудь про коллег моих.
Вторник. Молитва, зарядка, душ, кофе
Так вот — роль села на меня, как хороший, подогнанный костюм. И я вчера поставил себе проходной балл… и спектакль становится любимым… Это мое отдельное существование. На лестнице, в спектакле, на своей решетчатой, узкой мансарде — где я держу в руках ниточки спектакля, находясь в другом мире, недоступном ни… ни… ни, возможно, режиссеру Любимову. Благодарю тебя, Господи, благодарю и добрыми, вечными словами вспоминаю Бродского — от которого оттолкнулся в поэтической характерности Вертинского.
Передо мной очень хорошая фотография — Любимов и я на репетиции «Марата»… Мрачный Любимов — нацеливающий меня на де Сада. И я — как хищник, как снайпер, киллер, следящий за дублером. И выследил, и выстрелил… вчера!!
К статье в «Сегодня» Любимов не может отнестись хорошо, при всем при том… — она как бы зачеркивает все спектакли в прошедшем 10-летии — полуудачи… и опять его вывозит политическая ситуация, а он руками и ногами открещивается от политического театра… Глупо! «10 дней», «Что делать?», «Мать» — кого интересует теперь, какими соображениями он руководствовался, беря эти названия для сценического воплощения?!
Понедельник. Молитва
Проклинал всю ночь жизнь свою, дела свои, завидовал Солженицыну, это конечно — чудо какое-то в наши времена — работает затворником в России… выдает одно за другим журналам… то, что написано в 70–80 годах, готовит новое… — 80 лет… Мы — внуки наши спросят — а как он выглядел, каким он был — что мы им можем… — что мы даже и не разговаривали с ним… И живьем-то, я его видел два раза с Можаевым — один раз на «Пугачеве» давным-давно и второй раз на похоронах Можаева. А как шли репетиции «Шарашки»… так я ни разу и в роман не заглянул да и читал его с трудом… Любопытно взять сейчас Толстого — нет, это не то… Я сокрушался по поводу жизни своей, что прошла в суете и с болью вспоминал «рецензию» по телефону Л. Дроздовой на «Эфроса»… — «Я начала и бросила… Я не люблю, когда ты выворачиваешь свою жизнь… Это — дневники… и т. д., противно, Валерка». Я пытался что-то ей сказать, что де книга построена по определенному плану — закону и заканчивается она — прозой… Но это ее нисколько не убедило, я сказал — Тогда не читай… — И не буду. — Ну… и пока. — Так вот, иногда меня греет, что… что-то от меня останется, что что-то мной сделано, чего не сделано моими коллегами. Так с кем себя сравниваем? — С партнерами ближайшими? Так некоторые делают свое прямое дело лучше, чем ты — кто-то играет лучше, чем ты, кто-то пишет лучше, чем ты, — и т. д. Это уже из сочинения Сергея Золотухина. Но это гордыня, однако.
Воскресенье. Молитва
Солженицын был поражен плотностью — один к 10, к 15… спектакль ему понравился, и это такая победа Шефа… да еще — Триумф… А.И. отказался от награды Президента. Но был Лужков и самое для меня поразительное… Распутин… Весь вечер вел Любимов. И банкетище закатили… и автограф я выпросил на фотографии из журнала. Но он меня в упор не видит и не признает… Шеф меня представляет: «Живой… Кузькин…» Нет, не признает.
Суббота. Молитва, зарядка
Кажется, я подготовился к съемке «Старой квартиры». Ночь не спал. Нашел «Новый мир» с «Живым» № 7 за 1966 г. И вспомнил эпизод с купанием-заплывом в реке Куре Высоцкого и Епифанцева 6 июля 1966 г. Странно, почему этот эпизод пропущен Олей Ширяевой… когда она делала «Выбранные места»… Надо посмотреть в машинописном варианте.
Четверг. Молитва
Великое счастье, что у меня есть театр. Злорадная мысль клокотала во мне, когда я смотрел и слушал братьев Бурляевых.
День сегодня опять в машине — Любимов собирает всех на «Доброго».
Вторник. Молитва — время 14:10