Тагу. Рассказы и повести

Над головой ее все еще висело облако лунной пыли, и в этой пыли, как и той ночью у водопада, она увидела Джонди. Он стоял перед ней, обнаженный по пояс, и ждал… Ее ждал. Тело его блестело, как сталь. Нати встала, протянула руки, но Джонди отступил к своему ложу. Нати сделала шаг, затем другой, третий… Джонди отступал к своей постели. Нати сделала еще шаг. Еще. Она задела скамейку, и та с грохотом упала на пол. Джонди мгновенно вскочил, схватился за пистолет и, даже не посмотрев, кто стоит перед ним, взвел курок, но тут же опустил дуло пистолета. У него был чуткий, как у зверя, слух, и он даже сквозь сон услышал, как вошла Нати. Но сегодня ночью ему не нужна была женщина, и Джонди притворился, что не слышит. Теперь, увидев Нати у своей постели, Джонди рассердился, но постарался скрыть это от девушки, — она не должна знать, как испугала его, опрокинув скамейку.

А Нати все еще стояла у тахты и ждала. Джонди положил пистолет на место и растянулся на тахте. Некоторое время он лежал неподвижно, потом нехотя подвинулся.

Утром Нати проснулась первая. Голова ее лежала на груди у Джонди. Нати слышала его дыхание, биение его сердца — спокойное, слишком спокойное. Ей хотелось поглядеть на него. Ведь она еще по-настоящему не видела его лица. Она еще ни разу не глядела ему в глаза. Нати робко, — она боялась разбудить Джонди, — подняла голову. Лицо спящего Джонди было менее хмурым и замкнутым. Ей даже показалось, что Джонди собирается улыбнуться, и она тотчас же представила себе улыбающегося Джонди. Как красит улыбка это гордое и суровое лицо. Жаль только, что глаза у него закрыты, в глазах ведь отражается душа человека.

Нати долго, словно завороженная, смотрела на Джонди и, не удержавшись, прижалась щекой к его щеке. Джонди проснулся, резко оттолкнул Нати.

— Уже утро, — сказал он, поднимаясь, и вышел из пацхи. — Лошади готовы? — спросил он кого-то на улице.

И тотчас же послышался голос Кваци.

— Хат!

Нати похолодела от страха. Кваци! Наверное, и Гудза здесь вместе с ним. Сейчас они войдут, и я погибла. Она натянула на себя одеяло и свернулась в комочек.

Вернулся Джонди. Он одел верхнюю одежду, вооружился. Нати из-под одеяла следила за ним. Накинув на плечи бурку и даже не взглянув на Нати, Джонди вышел из хижины. Нати не почувствовала ни обиды, ни боли.

Были только страх и стыд — вот сейчас войдет Гудза, он стоит у порога и сейчас войдет. У нее не было больше сил ждать. Нати быстро оделась, подошла к двери и сквозь нее поглядела на улицу. Джонди и Кваци уже не было, они уехали. И Гудзы здесь не было. Нати облегченно вздохнула и вышла из пацхи.

Лагерь еще спал, даже стражи не было видно, только собаки бессонно бродили по улицам и время от времени злобно рычали на выглянувшую из-за тучи луну. Тихо в лесу, тихо на улицах, тихо, ни шороха в пацхах. Нати сама не знала, почему эта тишина внушала ей такую, граничащую со страхом тревогу. Что в ней дурного? И что дурного в том, что бодрствуют псы? Может, все эти страхи напрасны. Но девушка ничего не может поделать с собой. Быстро, боясь, что ее заметят собаки, она пробежала улицу и юркнула в хижину Кваци.

Гудза спал сладким сном, руки его разметались поверх бурки. Он улыбался, наверное, видел во сне что-то хорошее. Нати прилегла рядом с братом, закрыла глаза, но уснуть не могла — таинственная и тревожная тишина пришла и сюда, под эту кровлю, и самым пугающим в этой тишине было то, что она как-то была связана с Джонди, с его поступками, молчанием, с его гостями, которые появились в лагере, как привидения. А люди Джонди, почему они такие угрюмые, замкнутые? От них слова доброго не вытянешь. Разве только с Кваци здесь можно поговорить. Но и Кваци… как странно он себя ведет. Эта его песня, этот разговор с Гудзой. Что все это значит?

Нати поняла, что ей все равно не заснуть, не дадут ей все эти мысли покоя, и вышла на балкон. Она села на скамью и, прижавшись спиной к стене, закрыла глаза. В лагере происходит много непонятного и странного, но при чем тут Джонди? Она старалась отделить Джонди от всего, что ее пугало и тревожило. Лишь он внушал ей доверие, с ним были связаны все ее надежды. Да что там говорить — вся ее жизнь. И как только она смела подумать о нем дурно. Разве это не он, Джонди Хурциа, вызволил их из турецкого плена? Это ради них он встает до рассвета и до полночи бродит по лесам, делая все, чтобы они не попали снова в лапы нехристей. Это ради них он подвергает себя и своих людей опасности.

Теперь ей стало жаль Джонди. Это была почти материнская жалость. Бедный, у него нет времени для любви.

Ему некогда даже поговорить со мной, а я… Но что из того, что Джонди еще не сказал мне о своей любви, все равно я счастлива. Боже мой, как я счастлива. Джонди мой. Он достоин, чтобы его любили сотни женщин, все женщины мира, а он мой, мой.

— С кем ты разговариваешь, Нати? — Протирая заспанные глаза, Гудза вышел на балкон.

Нати очнулась. Ей казалось, что она думает лишь про себя, а оказывается, вот разговаривает вслух. Но это уже не смутило Нати. Она не станет больше таиться перед братом.