Таящийся у порога

Однако, как только Кори перешел к старинным семьям, в особенности – к Маршам, словоохотливость старика мгновенно улетучилась. Сразу насторожившись, он начал время от времени поглядывать на дверь, словно решил, что пора удирать. Но Кори наседал все сильнее, и старик сдался.

– Я так думаю, что вреда никому не будет, если я теперь об этом расскажу, – сказал он наконец. – Марши-то почти все пропали после того, как к нам важные господа из правительства заявились. Никто не знает, куда эти Марши делись, только все думают, что они уж не вернутся.

Немного отвлекшись, старик принялся болтать всякую чепуху, но вскоре вернулся к теме разговора – «торговле в Ост-Индии» и «кэпе Обиде Марше»:

– Он-то и заварил всю эту кашу. Были у него какие-то дела с остиндийцами – привез с собой женщин и держал их в большом доме, который сам построил, а потом у молодых Маршей появился этот странный взгляд, и доплывать они могли до самого рифа Дьявола и торчали под водой подолгу, целыми часами, – разве человек так может? Кэп Обид женился на одной из тех девок, а потом молодые Марши тоже съездили в Ост-Индию и привезли оттуда новых девок. А торговля у Маршей всегда процветала, не то что у всех остальных. У кэпа Обида было три судна – бриг «Колумбия», барк «Королева Суматры» и еще один бриг – «Хетти», и все они плавали в Ост-Индию и по Тихому океану, и ни разу с ними ничего не случилось. А потом они – остиндийцы и Марши – вроде как основали новую религию и назвали ее Орден Дагона, и никто не знал, чем они там занимаются на своих сборищах, а потом начали пропадать дети – не знаю, может быть, они просто заблудились, только их потом больше не видели, и тогда люди заговорили, что Марши людей в жертву приносят, потому как у всех дети пропадали, а у Маршей, Джилменов, Уэйтов и Элиотов – нет, а куда они делись, никто не знает. А потом пошли слухи о каких-то «Рьехе» и «Тулу», вроде как это и есть место Дагона, что ли…

В этом месте Кори прервал старика, попросив выразиться яснее; однако тот ничего не смог ответить. Что именно так заинтересовало Кори, я понял несколько позже.

Эйкинс продолжил свой рассказ:

– Люди начали шарахаться от Маршей – и от остальных тоже. Просто Марши были самыми странными. И страшными – такими, что иные из дома не выходили, разве что по ночам. Так они и делали – ночью шли к морю и там плавали. Люди говорили, плавали они, как рыбы, – сам я этого не видел, а те, кто много болтал, сразу куда-то исчезали, как те детишки, и больше их никто не видел. Кэп Обид много чего узнал на Понапе от тамошних туземцев, он узнал и о тех, которых называл «глубоководными», и будто живут они в море. Он привез оттуда всякие резные штучки, рыб каких-то странных, которые и на рыб не похожи – один бог знает, что это такое!

– А что он делал с этими резными штучками? – спросил Кори.

– Те, которые не потребовались Дагону, он продал – за хорошую цену, очень хорошую. Только теперь этих штучек ни одной не осталось, и Ордена Дагона больше нет, и Марши куда-то исчезли, когда подорвали их склады. Только их не арестовали, нет, сэр, кто-то видел, как они бежали к морю, а потом все разом бросились в воду и утонули. – Старик хрипло рассмеялся. – Только их тел так и не нашли, ни один утопленник не всплыл, так-то вот…

Когда Эйкинс произносил эти слова, с ним случилось нечто невероятное. Остановив блуждающий взгляд на моем друге, старик внезапно замолчал, а в следующую секунду, с отвисшей челюстью и дрожащими руками, едва не упав на пол, он слез со стула и, спотыкаясь, бросился вон из салуна, где в морозном воздухе прозвучал его отчаянный, полный ужаса вопль.

Сказать, что мы были изумлены, – это не сказать ничего. Внезапный побег Сета Эйкинса был столь неожиданным, что мы с Кори долго смотрели друг на друга в молчании. И только спустя какое-то время я понял, что суеверного Эйкинса, скорее всего, потрясли странные складки на шее моего друга, поскольку во время разговора со стариком Кори приспустил толстый шарф, которым была обмотана его шея, чтобы защитить ее от холодного мартовского воздуха; шарф упал Кори на грудь, обнажив глубокие складки и шершавую кожу – отличительные черты шеи Джеффри Кори, наводящие на мысли о его преждевременном старении.

Так мы и сидели, ничего не понимая. Видя, как расстроен мой друг, и не желая расстраивать его еще больше, я молчал.

– Чушь какая-то! – воскликнул я, как только мы вновь оказались на Вашингтон-стрит.

Кори рассеянно кивнул, но я видел, как сильно подействовала на него выходка старика. Он натянуто улыбался, а на мои дальнейшие замечания отвечал лишь пожиманием плеч, словно не желал обсуждать вещи, которые мы только что услышали от Эйкинса.