Таифская роза Адама

— Освободить. Я дал народу право выбора — провел референдум. И они выбрали меня. Посмотри, в какой цветущий край я превратил некогда погрязшую в коррупции и порухе, Аллахом забытую область Саудовской Аравии. Подо мной здесь все в буквальном смысле цветет и пахнет…

— Разве Вы сами только что не сказали, что розы здесь росли испокон веков? Так что изменилось? Почему с Вами стало лучше?

— Изменилось оформление, Ника. Это как с шиповником. Я облагородил его. Дал его потенциалу раскрыться. Культивировал из него прекрасную розу. Таифские плантации роз были знамениты на весь мир, но только при мне они стали приносить реальный доход, давать столько урожая. Только при мне за их масло стали устраиваться в буквальном смысле коммерческие воины косметическими гигантами…

Снова его рука у нее на позвоночнике, прохаживается по его вертикали, очерчивает косточку за косточкой. Параллельно Адам направляет ее вглубь оранжереи — очередная живописная, на этот раз увитая цветами, арка, как он любит — и они оказываются в рабочем кабинете, организованном прямо среди кустарников цветов, словно бы на открытом воздухе… Увидь она фото такого пространства, не поверила бы, что оно и правда существует.

— Ну что, впечатляет? Одно из любимейших моих мест для работы.

— Красиво. Впрочем… Как и все остальное в Вашем дворце, вот только… Не кажется ли эта идеальная красота Вам мертвой?

— Мертвой? — Удивился он ее словам? Что же может быть мертвым, если мы среди цветов…

— Мне дарят много букетов на выступлениях. Больше всего я люблю те, что были сделаны из цветов, сорванных хозяевами со своих клумб. Пусть они и неидеальны, как тот шиповник, зато… Они настоящие… А самое нелюбимое — это селекционированные розы. Эдакое совершенное творение. Огромные, мясистые бутоны, четкая кромка лепестков, растянутый цвет, отсутствие шипов на толстом стебле, который очень удобно срезать и почти невозможно сломать… Красиво, но… Словно бы не про жизнь. А еще… Еще они совершенно не пахнут… Это розы словно бы из пластмассы…

Адам хмыкнул, задумчиво посмотрев на девушку.

— Знаешь, почему я позвал тебя сюда, Ника? — спросил, наступая и автоматически подталкивая к шикарному, сделанному из толстого стекла столу.

Девушка словно бы почувствовала угрозу, начала отступать, пока не уперлась бедрами в край стеклянной поверхности. Он надвигался.

Сама не поняла, как ловко он усадил ее на столешницу, обжегшую бедра через тонкую ткань платья холодом своей поверхности.

— Хочу показать тебе разницу между шиповником и розой из моего цветника… — он говорил, а его руки колдовали. Непонятно откуда по углам стола оказались веревки, заранее здесь приготовленные, которые Адам умело обвил вокруг ее ног и рук, распяв тем самым, и обездвижил, — пока ты была просто дичкой, Ника. Сорняком. но в тебе гораздо больше потенциала… тебя можно окультурить…

Ника начала беспомощно дергаться, но безрезультатно. Его порочная улыбка и помутневшие, как зелёная заводь, глаза говорили о том, что он предвкушает все, что хочет с ней сделать.

Одним движением задрал платье до шеи.

Девушка приглушенно вскрикнула, когда в его руках блеснул нож. Секунда — и его тонкое зеркальное лезвие заскользило по ее цвета слоновой кости коже. Замерла. Адам усмехнулся. Момент — и тонкая сталь рассекла ее красивое кружевное белье — сначала бюстгальтер, потом трусики.

— Это нам сегодня не понадобится. Хочу рассмотреть тебя.

Его руки начли гладить ее кожу — Ника снова задергалась. Паника охватила каждую клеточку ее тела. Сердце неистово забилось. Вот так быть прикованной к столу — не иметь возможности пошевелиться. Это ощущение душило ее, как рыбу, оказавшуюся на берегу.

В руках Адама теперь была роза. Ника зажмурила глаза что есть силы, когда нежные лепестки бутона коснулись ее воспламененной кожи. Тело было напряжено до предела, любое прикосновение нестерпимо ярко отдавалось во всех его частях.

— Ты мало что пока понимаешь в чувственности, Ника. Твоя незрелость очевидна, хоть ты и умеешь играть. Хоть в тебе и есть природная сексуальность. Истинная чувственность женщины может открыться только через равное познание и ласки, и боли. Смотри, как приятно. Разве может быть что — то на свете нежнее розовых лепестков? Разве только лепестки у девственницы между ножек.

Теперь он ласкал бутоном ее плоть, нежно, почти невесомо проводя поверх складочек.

— Так красива. Так невинна.

— Нет, не надо. Пожалуйста… — пыталась она вывернуться от этих прикосновений, но тщетно.

Адам убрал бутон, поднеся его к своему лицу. Вдохнул.

— Какой аромат. Истинная роза, только-только раскрывающаяся. Не шиповник, я не ошибся…

Его руки снова опустили на нее цветок. Только на этот раз он начал двигаться от ступней наверх. Ника вскрикнула, когда почувствовала, как кожу теперь довольно ощутимо царапают шипы той же самой розы.