Тайфун

А у Сыка действительно были причины, чтобы ругаться. Мало того, что отец Куанг зверски избил его, он еще прогнал старика со службы. Кюре выместил на нем всю злобу за свою промашку, что вышла у него с этим больным мальчишкой. Теперь Сыку не на что было жить, не на что купить самогону. Он лежал в своей лачуге на грязной, пропотевшей подстилке и чесался, — его заели вши. Сык давно уже ходил в лохмотьях, в которых кишмя кишели эти кровопийцы. Нужно бы выбросить эту рвань — да не во что переодеться. Не голым же по деревне шастать! После долгих раздумий старый пропойца пришел к выводу, что и сам он прожил жизнь, ничем не отличаясь от вши, — хороших людей сторонился, дурным прислуживал, угождал. Единственной радостью его с давних пор стала водка, и ради нее он был готов на любую подлость. Сык вспомнил, с чего началось его падение. Это было давно. Он служил тогда у отца Тхиена, большого сластолюбца. Однажды Сык подметал коридор и увидел, как в покои его господина проскользнула женщина. Не долго думая, он вошел следом за ней и принялся старательно выметать пыль и грязь из всех углов. Поперек комнаты стоял огромный платяной шкаф, а за ним — кровать, на которой Сык увидел женщину. Патер все понял и, отругав Сыка, велел ему немедленно убираться. «Простите, святой отец, я хотел как лучше, чтобы в ваших покоях было чисто». Тхиен сердито ответил: «Любопытство великий порок, но еще больший порок — болтливость, запомни это!» — И он сунул Сыку два донга. В тот же вечер Сык впервые напился и понял, как надо жить. Он превратился в наушника и доносчика, он знал, за кем надо следить и о чем докладывать и как с выгодой продать все увиденное и услышанное. Скоро его стали побаиваться в округе, а ему только это и требовалось. Легкие, не заработанные трудом денежки потекли в его карман, впрочем столь же легко и утекая. Сык пил каждый день. И вот теперь беззаботная жизнь кончилась только потому, что он открыл дверь возмущенным прихожанам и впустил их в церковь, когда отец Куанг не хотел этого. Ну ладно бы просто отругал, а то ведь избил, даже ногами его пинал, на весь свет опозорил. Сык лежал на драной циновке и грязно ругался. Потом с трудом встал и направился к торговке Тап. Ее дома не было, однако Иен с готовностью угостила старика. Но Сыку было мало. Он подошел к девушке поближе и зашептал:

— Налей-ка мне еще полбутылки, а я тебе один секрет открою…

Та наотрез отказалась:

— Не нужны мне ваши секреты, да и пьяные вы очень.

— А ты сперва послушай, а потом отказывай, девушка. Я вот знаю, ты недавно купила шесть светло-голубых платков носовых, и хочу тебя спросить, почему они вдруг оказались у…

Сык не успел произнести имени, как Иен прервала его:

— Ладно, ладно, налью я вам самогону, только не надо болтать попусту.

Сык выпил водку залпом, довольный, вышел из дома торговки и заорал на всю улицу:

— Никому нет дела до бедного Сыка! Кто хочет, может его избить, как бродячую собаку, отнять последний кусок хлеба. Так-то люди добрые ценят у нас верность и преданность!

За Сыком, который, шатаясь, плелся по пыльной улице, тянулась вереница ребятишек. Старик заметил их и позвал:

— Подходи, не бойся!.. Я вас не трону, не то что некоторые. Вы других бойтесь, которые одеваются хорошо и едят в свое удовольствие.

Ребята показывали на мокрые штаны Сыка и весело кричали:

— Эй, дядя Сык, а почему у тебя штаны мокрые?

— Ах вы, поросята, — засмеялся Сык, обнажив красные беззубые десны, — я еще не дошел до того, чтобы и штаны мочиться, как вы!

Сыку надоел разговор с ребятами, и он заголосил:

— Вот вам чудо из чудес:
Тихо скромница-невеста
Забрела подальше в лес,
Потемней нашла там место,
А потом скорей к отцу —
Мол, желаю замуж я;
Только кто ж пойдет к венцу
С той, на чьих руках дитя?

Все это время с высокой колокольни за каждым шагом Сыка следили внимательные глаза, в них горели злоба и тревога.

Никто не хотел слушать болтовню старика, а ему обязательно нужно было с кем-нибудь поделиться своими горестями. Наконец Сык увидел у обочины дороги незнакомых молодых людей. Они расположились поесть и передохнуть.

— Откуда и куда путь держите, уважаемые? — осторожно обратился к ним Сык.

Молодые люди с интересом рассматривали пьяного, грязного старика с клочковатой седой бородой и сморщенным, как моченое яблоко, лицом.

— Из Хайтиена мы, дедушка. А идем строить солеварню на берегу моря. Вот присели тут ненадолго.

Увидев еду, разложенную на общей скатерти, Сык почувствовал, что у него потекли слюнки.

— Плохое место выбрали, дети мои, — заискивающе проговорил он, — прямо на солнцепеке. Меня здесь не было, а то бы я показал, где удобнее и приятнее время провести. Хотите расскажу вам интересную историю? В Хайтиене она случилась!

— Давай, дед! Присаживайся к нам, угощайся! А о чем эта история?