Тайфун

— Я рад, что в Сангоае появился грамотный специалист, рад за тебя — и на людей посмотрела, и научилась многому. Теперь за дело! Уборка в разгаре, каждый человек на счету. Так что бери своего Выонга и отправляйтесь в поле. А осенью возьмемся за эту чечевицу, ты будешь у нас главным советчиком!..

Только через два дня после возвращения в родное селение Ай выбралась проведать сестру. Та встретила Ай радостно, но в голосе ее звучала обида:

— Долго же ты ко мне шла! Или уж я совсем тебе не нужна?.. Ладно, расскажи, чему научилась, что узнала?.. Наверно, на этих курсах велись разговоры против религии?

— Не говори глупостей, Нян, — отвечала Ай. — Учили меня, как болотную чечевицу разводить да риса побольше выращивать, чтобы все мы сыты были. Про религию — ни слова сказано не было, не беспокойся!

— Как же там жили? Всем скопом — и мужчины, и женщины вместе?

Ай не удержалась от смеха.

— Нет, дорогая Нян! Учились только вместе, а жили порознь. Может, ты не поверишь, но отношения между мужчинами и женщинами сложились самые хорошие, товарищеские. Ничего такого, что могло бы тебе не понравиться, не случалось.

Лицо Нян стало строгим.

— Ну ладно, про болотную траву забудь: старики говорят, от нее одни беды да несчастья…

— Как это так? Что за ерунду говоришь? Да эта трава поможет кооператив на ноги поставить!

— До чего же ты глупая, господи! — тут Нян понизила голос. — Кооператив ваш не сегодня-завтра развалится, и никому твоя чечевица не нужна будет. Подумай лучше, как за свои глупости перед народом отвечать придется!..

— О чем ты говоришь! — сердито сказала Ай. — Почему вдруг развалится кооператив?

Нян поняла, что сболтнула лишнее, и попыталась обратить слова в шутку.

— Да я просто так сказала, кооператив-то давно на ладан дышит… Но только ты об этом никому, а то меня опять в милицию потащат…

Разговор с сестрой встревожил Ай. Вечером, после работы, она рассказала о нем Выонгу.

— Немедленно беги к Тиепу, дело это серьезное!..

— Да неужели ты думаешь, что Нян связана с врагами?.. И потом, пожалей Нян, знаешь, Тиеп — человек суровый!

— Не такой уж суровый: сидеть бы твоей Нян в тюрьме, если бы не Тиеп. Понимаю, тебе сестру жалко, но если в кооперативе случится беда, как мы с тобой будем Тиепу в глаза смотреть? Беги к нему!

Как назло, ни Тиепа, ни Тхата в селении не оказалось — оба уехали в уездный центр.

А ночью обокрали склады в двух кооперативах: утащили рис нового урожая, подготовленный для сдачи государству. На место преступления приехала милиция, но следов грабителей не обнаружила. Опросили и крестьян, и председателей обворованных кооперативов, однако и это ничего не дало. В селении воцарилось тревожное ожидание. За Тиепом и Тхатом послали нарочного, и волостное руководство тут же приехало.

Жена и дочь Тхата бегали из дома в дом, твердили в один голос, что виноваты председатели кооперативов, их и нужно арестовать, пусть только власти на первый раз накажут преступников не очень строго. Тхату показалось, что женщины говорят по чьему-то наущению.

Следствие топталось на месте. Теперь собранный за день рис делили между членами кооператива, считая, что они надежнее его сохранят. Настроение у людей было подавленное. Многие крестьяне поговаривали, что намерены выйти из кооператива. Однако в деревне нашлись люди, которым было плевать на все эти беды, случившиеся в селении. Хотя бы тот же Мэй — жена его с утра до вечера гнула спину на поле, а он, бездельник, дрых до середины дня, а по ночам пьянствовал. Частенько при свете луны жене его приходилось бежать к торговке Тап за самогоном и закуской. Та без всяких разговоров отпускала Мэю товар в кредит. Откуда взять денег, чтобы расплачиваться с долгами, недоумевала жена Мая. Только заглянув однажды в нишу, где муж держал садовый инвентарь, она увидела несколько мешков отборного риса и все поняла. Несчастная забитая женщина, мечтавшая об обновке, попросила однажды у мужа, когда он пьяный дудел на своей флейте, дать ей несколько донгов на новое платье.

Мэй вытаращил на нее глаза, отложил флейту в сторону и заорал:

— Ты что, сдурела? Откуда у меня деньги? Еду беру в кредит, а ты на платье просишь!

— Неужели? А разве спрятанный рис — не деньги?!

Мэй испуганно огляделся, словно боялся, что кто-нибудь услышит эти слова, подскочил к жене и, схватив ее за горло, зло прошипел:

— Молчи, дура! Скажешь слово — убью!

Почувствовав, как пальцы Мэя вцепились ей в горло, женщина в ужасе закричала:

— Помогите! Спасите! Убивают!..

Оскалив зубы, Мэй сжал руки изо всех сил, и крик сразу захлебнулся.

Мэй дождался, когда слабевшее с каждой секундой тело женщины перестанет вздрагивать, и только тогда отпустил несчастную. Потом он поднялся с пола и пригладил слипшиеся от пота волосы. Шум в дверях заставил его обернуться: прямо в глаза ему смотрели дула двух винтовок. Сопротивление было бессмысленным; на допросе в милиции Мэй сознался в краже риса и сказал, что виноват только он один. Его провели через всю деревню в наручниках, и люди с облегчением вздохнули, словно их избавили от бешеной собаки…