— Турбулентные завихрения, — заметил Марков. — А мы погружаемся очень быстро. Узлов сорок — пятьдесят, а то и больше.
Капсула накренилась так сильно, что сидеть на деревянной скамье стало невозможно. Палуба превратилась в переборку, переборка — в палубу.
Оказаться смятым чудовищным давлением, утонуть. Маркову не было страшно. Если честно, он подумывал о том, чтобы отправиться на дно вместе с «Байкалом». Сейчас его огорчало только то, что вместе с ним погибнут такие замечательные люди.
Раздираемый корпус лодки издал низкий, животный стон, завершившийся пронзительным криком, отрывистым хлопком: какой-то элемент конструкции не выдержал стремительного погружения.
— Знаете, — начал рассуждать вслух Гаспарян, — а если мы достигнем дна, возможно, болты оторвутся при ударе.
— Капсула не выдержит глубину восемь тысяч метров, — возразил Марков. — Она и две тысячи не выдержит.
Гаспарян посмотрел на циферблат глубиномера. Стрелка дошла до упора и остановилась.
Приняв на борт лишнюю сотню человек, «Портленд» превратился в сумасшедший дом. Русские моряки стояли плечом к плечу на всех трех палубах от торпедного отсека в носу до люка, ведущего в атомный реактор, на корме.
Попросив Скавалло разыскать командира русской лодки, Стэдмен передал управление «Портлендом» Уэлли, строго заметив:
— Ведите лодку к берегам Японии, и
— Да, но...
— Никаких «но», Уэлли. Выполняйте приказ.
Нырнув под воду, «Портленд» отвернул от земли в открытый океан, бывший ему настоящим домом.
— Рулевой, держать курс приблизительно двести, — распорядился Уэлли.
Старшина-рулевой недоуменно обернулся.
— Приблизительно?
— Курс двести ровно.
Уэлли удалось с большим трудом выпроводить промокших, растрепанных русских моряков из центрального командного поста, но они продолжали толпиться в носовом и кормовом проходах, разговаривая такими громкими, возбужденными голосами, что штурман «Портленда» едва слышал сквозь гул свой голос. Он понимал радость русских, оставшихся в живых, но ему хотелось, чтобы они проявляли ее где-нибудь в другом месте.
Путь до Японии предстоит очень неблизкий.
— Центральный пост, говорит акустик. Эта громадина наконец начинает ломаться.
— Зачем вы мне это говорите?
— Ну, для того... Подождите! Нас нащупывают два активных гидролокатора по пеленгу ноль сорок и ноль тридцать два. Похоже, это «Акульи жабры», — сказал Бам-Бам. — Предположительно, это две подлодки «Кило».
— Далеко до них?
— Обе в пределах десяти тысяч ярдов.
«Портленд» находился в пределах досягаемости китайских торпед.
— Рулевой! Довести скорость до двенадцати узлов! Уносим ноги!
— Нельзя двигаться быстро и при этом бесшумно, — напомнил кто-то штурману.
— Тогда до
— По какой цели? — спросил старший торпедист. — У меня на целеуказателе ничего нет.
— Введите в торпеды пеленги на эти «Кило»!
— Глубина погружения двести футов.
Бам-Бам слушал в наушниках равномерный, настойчивый писк. Писк становился громче, ближе. Внезапно он прекратился.
— Черт! — выругался акустик. — Центральный пост, говорит акустик. Кажется, китайские лодки нас нащупали.
— Господи, — пробормотал Гаспарян.
В его голосе прозвучала дрожь от страшной вибрации, вызванной потоками воды, обтекающими стремительно идущий ко дну корпус «Байкала». Старший помощник стоял на переборке, ставшей палубой, не отрывая взгляд от оказавшегося под ногами циферблата глубиномера.
Спасательная капсула была под стать самой субмарине. Построенная с огромным запасом прочности, она выдерживала давление, значительно превосходящее то, на которое был рассчитан глубиномер. Но вот болты, эти чертовы болты обрекли тех, кто попытался спастись в капсуле, на гибель.
Застонав, Грачев уселся прямо. У него кружилась голова. Старший механик повернулся к откинутой крышке, за которой находилась кнопка выброса.
— Товарищи... прошу меня простить, — начал Марков. — Мне... мне очень стыдно перед вами...
Грачев подполз на четвереньках к коробке. Достав из кармана старый перочинный нож, он вонзил его в красную кнопку.
— Игорь!..
Отодрав пластмассовую крышку, Грачев содрал изоляционную прокладку, защищавшую расположенные под ней латунные контакты. Контакты были покрыты толстым зеленым слоем окисла.
Послышался скрежет, душераздирающий, человекоподобный крик, и капсула, накренившись, провалилась вниз.
— Лодка... разваливается... на части! — крикнул Гаспарян.
Грачев поскреб было грязные контакты ножом, затем, плюнув, замкнул их лезвием.
— Аааа! — вскрикнул он.
Вся его рука онемела от электрического разряда, но Грачев не отдернул ее, держа контакты замкнутыми.
Жирная голубая искра озарила внутренность капсулы ярким светом. Ослепительная молния, за которой через мгновение прозвучал оглушительный раскат грома, ничего подобного никто из пятерых человек, находящихся в капсуле, никогда не слышал.