Тайфун

— Пусть женятся, плевать на них, Но нам эта их женитьба пригодится, чтобы натравить народ на компанию Тиепа, тем более, что Выонг из их числа. Всем надо говорить, что они поступают против воли божьей, а этот коммунистический патер с ними заодно. Немедленно доложи обо всем епископу.

— Завтра же утром отправлюсь к нему.

— Тебе идти не следует, тебя всяк знает, еще заметят. Найди подходящего человека и отправь сегодня же ночью. Дело не пустяковое — надо поспешить.

Лак понимающе улыбнулась.

— Можно послать Няй. Она с радостью выполнит поручение.

— Не годится! Она дочь кадрового работника, я ей пока не очень доверяю. Больше подойдет Нян. Ей ведь не по душе шашни сестрицы?!

Лак не скрыла восхищения:

— Мудро рассудил, ничего не скажешь! Я пошла к Нян.

Ничего не ответив, Хап поднял стакан с самогоном и залпом опрокинул его. Лак приоткрыла дверь, внимательно осмотрелась, прислушалась и растворилась в темноте.

На другое утро, не успели допеть свои песни петухи, знакомая нам женщина шла по дороге в Байтюнг.

3

Летом и зимой его преосвященство Фам Ван До просыпался с рассветом. Решительным движением отбросив одеяло, он встал с постели, с хрустом потянулся, набросил на плечи тонкий шерстяной халат и сел к письменному столу. Старый слуга-монах уже стоял в дверях, держа серебряный поднос с чашкой горячего кофе. Он молча поднял шторы и ушел за одеянием епископа. Святой отец отхлебнул кофе, закурил английскую сигарету, надел очки и углубился в чтение, не забыв приладить на ухо маленький наушник транзисторного приемника, по которому можно было слушать весь мир. В семь часов он принял горячую ванну, облачился в белые брюки и темную сутану и прикрыл голову будничной черной скуфьей. После этого вышел в сад размяться перед завтраком. Когда он вернулся в свои покои, его уже ждали на столе суп из голубей, свиной паштет, омлет и сладкий пирог. Епископ употреблял рис только за обедом, который неукоснительно подавался ровно в час дня. До четырех пополудни епископ отдыхал, ужинал в восемь.

Благодаря строгому режиму и умеренности епископ был крепким, здоровым человеком. В сорок четыре года весил семьдесят килограммов и мог поспорить силой с людьми много моложе себя. Работал он с увлечением, усталости никогда не знал. Кроме религиозных отправлений, его преосвященство Фам Ван До взял на себя некоторые заботы о духовной семинарии. Посетителей он принимал в своем кабинете или канцелярии, что располагалась рядом. Наконец, ежедневно он посещал один из двух женских монастырей города. Епископ не забывал и простых смертных. Один-два дня в неделю он ходил по домам своих прихожан и получал от этого большое удовлетворение. При этом он никогда не пользовался паланкином или рикшей, а садился на свой мопед и катил по пыльным дорогам в сопровождении мальчика-слуги. Его преосвященство любил называть себя народным, революционным епископом.

Верующие любили своего наставника. Появление его в приходах часто сопровождалось обильными трапезами, устроенными прихожанами. Епископ не чурался простой еды и с удовольствием пробовал жареного каплуна, приготовленную на пару щуку, яйца всмятку, мог при особой надобности пропустить даже рюмку рисовой водки, настоянной на лекарственных травах или китайских яблоках.

Обо всем этом знала и Нян, спешившая в епископский дворец по поручению Хапа. Его преосвященство ласково встретил гостью. Опустившись перед епископом на колени, она рассказала ему всю историю с Ай. Святой отец сидел в обитом бархатом кресле и внимательно слушал, смежив веки. Когда женщина кончила говорить, епископ открыл глаза, с удовольствием поглядел на миловидное лицо, аккуратную прическу посетительницы и протянул ей холеную белую руку для поцелуя. Нян с горячностью прильнула к этой руке, что творила добрые дела. Затем, пятясь, бесшумно выскользнула из кабинета.

Часы показывали девять утра. Епископ вышел во двор и неспешным шагом проследовал в семинарию. В это время там начинался урок французского языка, который вел отец Хоан. Епископ удивился, увидев под жаркими лучами солнца возле класса девятерых семинаристов, стоявших на коленях с опущенными головами. Суровый отец Хоан опять наказал своих учеников за какие-то провинности. Викарий, издалека заметив епископа, бросился ему навстречу и изобразил на лице почтение.

— Ваше преосвященство, позвольте доложить вам, что дети ваши не отличаются добродетелями. Вот стоят те, кто плохо учит уроки или нарушает дисциплину…

Епископ прервал Хоана, мягко сказав:

— Может быть, вы чрезмерно строги с ними, ведь они в самом деле еще дети. Им трудно избежать ошибок и мелких прегрешений.

— Ничего себе мелких! А ну-ка, Дан и Чиет, расскажите, в чем вы провинились!

Двое из наказанных подняли блестевшие от слез глаза на благожелательное лицо епископа.

— Ваше преосвященство…

— Скрестить на груди руки! — крикнул отец Хоан.

Оба семинариста выполнили приказ и испуганно поклонились епископу до самой земли.

— Продолжайте, дети мои! — подбодрил их епископ.

— Ваше преосвященство! Отец Хоан! Мы повинны в нарушении запрета… запрета на еду тайком.