Тайфун Дубровского

Мне удается каким-то чудом выскользнуть из-под насильника, из последних сил ударив его в нос кулаком. Он издает жуткий рев, а я на четвереньках ползу от него. Встаю на ноги, начинаю бежать, и слышу его шаги за мной. Тяжелые, гулкие. Я в диком ужасе от происходящего, ничего не вижу перед собой и врезаюсь… Во что-то мягкое, но в то же время огромное и твердое. Оно издает глубокий ох, а я понимаю, что это мужчина, еще один. Собутыльник? Помощник? Сейчас для меня все враги, начинаю еще отчаяннее вырываться из рук, схвативших меня.

— Маша! Что случилось? — слышу голос Дубровского. Поднимаю глаза и поверить не могу. Он же ушел! Но нет, стоит передо мной, глаза смотрят тревожно. Но тут он отрывает от меня взгляд и смотри куда-то позади меня. Его лицо темнеет, Дубровский хмурится.

— Что происходит? Тебя обидели?

— Нет! — восклицаю почему-то. — Все хорошо! Пойдемте обратно.

— Почему обманываешь? Это твой знакомый? Выясняли отношения?

— Я хочу зайти в кафе!

Не знаю, почему вру. Наверное, меня охватывает нехорошее предчувствие. Но Дубровский выглядит сейчас охотником, взявшим след. На его лице пугающее выражение. А обернувшись, вижу, что мужчина со шрамом тоже стоит и лицо его не предвещает ничего хорошего. Он медленно движется нам на встречу.

Дубровский отодвигает меня осторожно.

— Хорошо. Иди внутрь. — Кидает мне коротко и холодно.

— Ну уж нет! Только вместе.

— Внутрь! — рявкает Дубровский, и я, подпрыгнув от хлещущего тона, бегу и правда к входной двери, не зная кого бояться сильнее.

Надо вызвать полицию — бьется у меня мысль. Надо позвать на помощь.

Наверное, хорошо, что Дубровский так сурово прикрикнул на меня, напуганная, я не посмела ослушаться, побежала внутрь кафе. Заикаясь, подбежала к своим, на Зою смотреть не могла, к Кате и Дарье Петровне обратилась. Позже они рассказывали, что на мне буквально лица не было, я вся тряслась. А на улице, тем временем, завязалась кровавая драка. Была вызвана полиция, приехали они довольно оперативно, вот только мужчина со шрамом нож вытащил, и успел ранить Дубровского. Увидев его в крови, понимая, что это из-за меня, я умирала от чувства вины. Подбежать к своему спасителю хотела, вот только не пустили меня. А потом в меня словно бес вселился, вцепилась в волосы мерзкой Зои, и посетители злосчастного кафе стали свидетелями еще одной драки. Женской.

Нас конечно разняли, у меня в руках клоки волос Зоиных остались, она мне руки поцарапала, повезло, что не лицо. Ах, да, еще фингал ей под глазом поставила. Нас отвезли в отделение, Дубровского — в больницу. Я проклинала себя — с ним сейчас быть нужно, возле палаты его дежурить. Если б не он, неизвестно что со мной мог сделать преступник, которого, я уверена, сучка-Зойка нарочно подослала. За что она так ненавидит меня? Задавала себе этот вопрос снова и снова, сидя в камере, пока за мной Катя с Дарьей Петровной не приехали. Они меня забрали, Зою — еще раньше родственники увезли. Она не стала на меня писать заявление… ну и я не стала, не хотела связываться с волокитой. Просто решила про себя держаться от этой сволочи подальше. Но женщинам, забравшим меня, рассказала обо всем, разрыдавшись на плече добрейшей Петровны.

Дома они мне успокоительного накапали и спать силой уложили. Нет, сначала я душ приняла — на ладонях все еще ощущение волос Зоиных остались, да и «кутузка» — не самое приятное место. И прикосновения мрази со шрамом. Ночка выдалась не то что тяжелая — жуткая.

После душа, я рвалась в больницу к хозяину. Еле успокоили меня, сказав, что его в частную клинику на увезли, то ли на самолете, то ли на вертоле, за границу… я не вникала в детали, главным для меня было лишь одно — что жизни его ничто не угрожает. Но я все равно с ума сходила от страха и чувства вины.

Теперь я обязана Дубровскому… И не знаю смогу ли когда-то вернуть столь огромный долг. Он жизнью ради меня рисковал…

* * *

Прошло две недели, в замке все наладилось, Зойка ушла по-тихому, незаметно. Точнее, она вообще в замке больше не появилась, уволилась по собственному желанию, без всяких выплат. Катя ей вроде вещи собрала, немногочисленные, да отвезла. Сказала, уехать Зоя решила из города…

— Оно и понятно, скоро маман пожалует, она за Володю своего порвет любую… — Произносит Катя, и осекается, не закончив предложение. На меня нерешительно смотрит, и мне отлично ясно, что она не договорила. Я — еще одна виновница ранения Володи. А значит гнев основной на меня придется… Вот только мне все равно.

— Что болтаешь, думай, — шикает на нее Дарья Петровна, — и глазами на меня показывает.

— Ничего, я понимаю, — пожимаю плечами стараясь не показать, что внутри мне очень страшно. — Не только Зоя причина, но и моя вина есть…

— Да что ты говоришь такое, совершенно ни при чем ты, — возмущенно одергивает меня кухарка.

Вот только вслух не могу сказать, почему мне все равно на гнев графини, почему страха нет… Это слишком личное. В моем сердце тоска поселилась отчаянная. Дом совсем другой без отшельника. Он словно опустел, пусть я не так часто видела хозяина. Но везде чувствовалось его незримое присутствие.