Тайфун над Майами

Болан перестал чувствовать левую руку. Малейшее движение пронзало плечо невыносимой болью. Он плыл на боку, стараясь держать направление на далекий голос, который нес из ночной темноты свежий ветер. Его порывы крепчали, и волнение постепенно усиливалось. Пенистые гребни волны взлетали все выше и выше, и в эти мгновения Болану казалось, что он находится на дне безумно глубокой пропасти. Оглядываясь назад, Мак только изредка видел берег, хотя отплыл от него не больше чем на пятьдесят метров. Взлетая на гребне волны, он различал мерцание синих огней и активную суету на пляже перед «Бич Гасиендой». Треск отдельных автоматных очередей и рявканье полицейских винчестеров усугубляли впечатление ирреальности происходящего. Самое приятное, мелькнуло в голове Болана, что его там нет: полиции хватит того, что осталось на берегу.

Он быстро устал и с трудом переводил дыхание. Здоровая рука и ноги слабели, повязка прилипала к телу и раздражала рану. Мак вспомнил рассказы знатоков о том, что акулы чуют в воде кровь на большом расстоянии, и ему очень захотелось, чтобы эксперты ошибались. Он перевернулся на спину, чтобы отдохнуть и сэкономить силы, когда услышал сдержанный рокот мощного дизеля и увидел среди волн темный силуэт большого катера. Голос умолк, и Мак подумал: почему? Ответ напрашивался сам собой. Если на пляже было полно машин с синими мигалками на крышах, то почему бы в море не быть полицейским катерам?

С пляжа до Болана не доносилось ни звука. То ли там все закончилось, то ли он отплыл слишком далеко. Но это вовсе не беспокоило Палача. Он покачивался на поверхности океана, испытывая ощущение полного расслабления, умиротворения и покоя.

Он никогда не думал, что умрет так спокойно — ему казалось, что его ждет смерть жестокая и внезапная, отнюдь не похожая на легкий конец старика, навсегда заснувшего в своем любимом кресле. Ему предстояло встретить смерть в бою, с оружием в руках, как… как встретила ее Маргарита, soldada… Эта мысль потрясла разум Болана, одурманенный болью и усталостью. Ощущение покоя и комфорта улетучилось, покорность судьбе и готовность к смерти сменились неуемной жаждой жизни, едва лишь добрая порция горькой морской воды попала ему в рот и легкие. Инстинкт самосохранения сработал мгновенно: забыв обо всем, Болан бешено замолотил руками и ногами и, как пробка, вылетел на поверхность, сплевывая воду, откашливаясь и с трудом переводя дыхание. В ушах Болана бился чей-то пронзительный вопль, и он был глубоко потрясен, сообразив, что слышит свой собственный крик, перекрывающий шум моря.

Но совсем близко зазвучал и другой голос. Команды, отдаваемые Торо на испанском языке, показались Болану поистине райской музыкой. На мгновение он подумал, уж не начались ли у него слуховые галлюцинации, но в этот момент над ним возник чей-то темный силуэт, и возбужденные голоса вернули его к действительности.

Крепкие руки подхватили Мака и вытащили из воды. Едва ноги Болана коснулись настила палубы, как он увидел над собой взволнованное лицо Торо. Мак с облегчением понял, что он снова попал в хорошие руки, и тут же потерял сознание. Силы окончательно оставили его.

* * *

Он лежал на мягких подушках дивана в каюте катера, всем телом ощущая вибрацию корпуса, вызванную работой мощного дизеля. Плечо страшно горело. Мак раскрыл глаза и увидел устремленный на него взгляд Торо. Кубинец улыбнулся и сказал:

— Извини, amigo, но очень трудно быть нежным, врачуя раны во время шторма.

Он довольно ловко промывал спиртом колотую рану в плече Болана. Другой кубинец стоял рядом и держал в руке жестяную кружку. Торо взял ее и поднес к губам Болана.

— Выпейте это, — приказал он. — Немного спиртного не повредит.

Болан приподнял голову и сделал глоток. Крепчайший ром жидким огнем обжег ему горло, да так, что у него перехватило дыхание, а из глаз покатились слезы. Он закашлялся и, хватаясь за горло, сел в своей импровизированной постели.

— Ну, что я вам говорил? — довольно спросил Торо. — Вот вы и готовы к новым схваткам.

Болан улыбнулся и благодарно взглянул на кубинца, накладывавшего повязку ему на плечо.

— Пока я сыт ими по горло, Торо.

— А Маргарита, amigo?

Болан опустил глаза. Когда он заговорил, ему показалось, будто он слышит чужой голос:

— Она незаметно поехала за мной, Торо. Я мог бы догадаться, но я не видел ее.

Торо кивком головы поблагодарил своего соотечественника и снова повернулся к Болану.

— Мы так и думали. Она совсем, как дикая кошка, сеньор. Вам не следует…

— Она была такой, Торо.

— Сеньор?

Болан поднял на своего друга печальный взгляд.

— Маргариты больше нет, Торо.

Кубинец долго сидел молча, устремив в переборку помертвевший взгляд, потом оперся рукой о здоровое плечо Болана и тяжело встал. Он вполголоса что-то сказал окружившим его людям и прошелся по кренящемуся полу каюты. Кубинцы быстро заговорили между собой по-испански, затем один за другим покинули каюту и вышли на палубу.

Болан осторожно спустил ноги на пол и встал, стараясь не потерять равновесие.

— Вы знаете, как я относился к Маргарите, — сказал он кубинцу.

— Да, amigo, знаю.