— Браво, Антонина Кирилловна! — Константинов бесшумно похлопал в ладоши.
Тоню по молодости здесь еще мало кто называл так официально — только старшина да младший лейтенант, и делали они это, очевидно, по единственной причине — как-никак, жена их начальника, и с ней нельзя быть запанибрата.
— Литературой интересуетесь? — спросил Константинов, заметив, что Тоня стала рыться в книжном шкафу. — Ничего хорошего, не библиотека, а одно название.
— Почему же, кое-что есть, — возразила Тоня. — Хотя и негусто.
— Стихов совсем нету. Кто-то вверху, — он показал пальцем на потолок, — считает, что поэзия солдатам противопоказана. Разве что строевые песни. Про шпионов да про нарушителей границы — вот это книжки, а стихи — кому они нужны!
— Вы, наверно, сами стихи пишете?
— Балуюсь в свободное от службы время.
— Прочитайте что-нибудь.
— В другой раз... Вон младший лейтенант приближается. По «Спидоле» слышно.
Невиномысский решительно распахнул дверь в комнату.
— Константинов? Чем занимаетесь?
— Конспект составляю, товарищ младший лейтенант.
— Конспект — это хорошо, продолжайте...
Тут Невиномысский заметил Тоню — ее закрывала дверца книжного шкафа, — и его круглое лицо расплылось в приятной улыбке.
— Книжечку выбираете?
— Особенно не из чего выбрать, Владимир Павлович... Бедненько что-то у вас.
— Ну что вы, Антонина Кирилловна! Вот классики марксизма-ленинизма... Другая политическая литература. И художественная есть.
— Стихов, солдаты жалуются, мало.
— Кто это жалуется конкретно? Не Константинов ли?... А ну-ка, Константинов, покажите свой конспект!
Младший лейтенант решительно подошел к солдату и взял со стола тетрадку.
— Это называется конспект, Константинов! — лицо Невиномысского покраснело. Он посмотрел на Тоню. — Стихи это, а не конспект. Наряд вне очереди! — крикнул он, снова переведя свой взгляд на солдата.
— Я, товарищ младший лейтенант, конспект в стихах решил написать, — сказал Константинов, снисходительно глядя на офицера.
— Два наряда вне очереди! — Невиномысский рассердился еще больше. — Безобразие! — он круто повернулся и быстро направился к выходу.
— Ну вот... — Константинов весело посмотрел на Тоню. Очевидно, два наряда вне очереди не произвели на него большого впечатления.
— Вы на самом деле стихи писали? — спросила Тоня.
— На сей раз нет. Записывал «Марсельезу» по памяти... «Алён, занфан, де ля патри...» — пропел о» тихонько.
Тоня удивилась.
— Вы знаете французский?
— Немного... Хочу после увольнения в иняз поступить.
— Там конкурс большой.
— Ничего, как-нибудь выдержу.
— Давно занимаетесь французским?
— Как вам сказать... В детстве, Антонина Кирилловна, родители хотели из меня человека сделать. Француженка на дом приходила. Такая, знаете ли, дореволюционная старушенция Тереза Ульяновна. Я, понятно, уроков не учил. А теперь жалею. Вот пытаюсь наверстать то, что упущено по собственной дурости.
— Я, пожалуй, смогу вам помочь, хотите? — спросила Тоня по-французски.
Константинов недоверчиво посмотрел на нее — не шутит ли жена начальника заставы?
— Я отделение французского языка закончила, — сказала Тоня.
— Вот оно что... Хочу, конечно. Только разрешат ли.
— Почему не разрешат? Я поговорю с... начальником заставы, — Тоня запнулась: она хотела сказать «с Васей».
— Спасибо, Антонина Кирилловна... Тут ни одной французской книжки, понятно, нету. Просил замполита выписать, так он удивился. Зачем на заставе французские книги? Другое дело русско-японский разговорник. Этот есть. На случай, если японского шпиёна споймаем.
— Я вам «Тартарена из Тараскона» могу дать. Осилите? — спросила Тоня.
Константинов сразу не ответил, а подошел к книжному шкафу и, почти не глядя, достал томик Доде.
— Возьмите с собой, чтобы я, случайно, не облегчил себе работу, если получу обещанное.
Тоня улыбнулась.
— Возьму потом. А пока вы сами прочитайте, чтоб переводить легче было.
— Случаюсь, Антонина Кирилловна! — он комично вытянулся, козырнул и вдруг, казалось, без причины рассмеялся. — Тереза Ульяновна учила меня по старорежимному учебнику мадам Марго. Может, слышали? Там были такие диалоги. Вопрос: «Что за шум в соседней комнате?» Ответ: «Это моя престарелая тетушка гложет свою кость». Или еще: «Как ваше здоровье?» «Благодарю вас, Генрих, я здоров, но моего дядюшку съели тигры».
Тоня хохотала весело, долго, до слез, которые вытирала своей маленькой рукой, и на этот неожиданный смех прибежал младший лейтенант.
— Ах, это вы, Антонина Кирилловна!.. — он недоумевающе, растерянно посмотрел сначала на нее, потом строго, начальственным взглядом на Константинова. — Что случилось?
— Ничего особенного, Владимир Павлович, — ответила Тоня. — Просто мне рассказали очень смешную историю...
— А-нек-дотами занимаетесь? — перебил Невиномысский и в упор поглядел на солдата.
— Никак нет, товарищ младший лейтенант, — французским языком. — Бонжур, же сюи вотр тант. Прене вотр пляс, ассейе ву. Алён, занфан, де ля патри... — выпалил он.
Тоня не выдержала и снова рассмеялась.