Тайфун над пограничной заставой

Километрах в четырех от заставы они свернули влево и углубились в лес, в чащу каких-то гигантских лопухов, которые, к счастью, скоро окончились. Теперь тропа петляла между лиственницами, кривоногими березами, черемухой, тополями. Лес уже почти облетел, и ветки с остатками желтых листьев светились на только что пробившемся из-за туч неярком солнце. Попадались кусты обобранной медведями и птицами красной смородины, шикши, которую тут называли медвежьей ягодой, жимолости.

Тоня тут же продекламировала: «Скоро жимолость В нашем саду расцветет», спросила у мужа, Чьи это стихи, но Бочкарев не смог ответить.

— Чудак! Это же Алексей Константинович Толстой! — озорно выкрикнула Тоня и прочитала все стихотворение.

— У нас этот Толстой есть в библиотеке? — спросил Бочкарев.

— Почему ты у меня спрашиваешь? — удивилась Тоня. — Ты сам должен знать, какие книги есть на заставе.

— Ну, положим, это входит в обязанность моего заместителя...

— И в твою тоже... Ты все должен знать. Все, понимаешь... А то разлюблю!

Бочкарев вздохнул.

— Должен, Тонечка. Много чего я должен.

Лошади шли осторожно, звериная тропа оказалась довольно широкой, торной без завалов, лес — редким, с большими прогалинами, поросшими болотными тундровыми травами, и Тоня чувствовала себя хорошо, даже иногда подгоняла прутиком свою Забаву. Потом начался подъем к видневшимся впереди горам, все чаще стали попадаться большие скользкие камни то голые мрачные, то поросшие веселыми пестрыми лишайниками. Порыв ветра с гор донес острый, щекочущий запах серы, и Бочкарев сказал, что теперь уже скоро.

Тропа продолжалась серди обрывистых причудливой формы скал, и под ногами все чаще стали попадаться лобастые крупные валуны, покрытые кружевным рисунком разных цветов — серым, кремовым, белым, зеленоватым. Стало слышно, как гулко падала со скалы вода, вскоре открылся и сам водопад с тремя уступами и маленькой радугой внизу среди водяной пыли.

— Дальше пешочком пойдем, — сказал Бочкарев, спешился и помог спрыгнуть на землю Тоне. — Ну как, всадник, небось, набила одно место? — спросил он, смеясь, и Тоня виновато поморщилась в ответ. — Ничего, целебная вода сразу боль снимает.

Он привязал лошадей к росшей у тропы березе, и они пошли дальше по каменистой, ставшей узкой и скользкой, тропе. Клочкастые облака небрежно, словно кисейные платки, висели на лесистых склонах ущелья, расширяющегося и переходящего дальше в долину, и такие же, как облака, висели внизу клубы пара над крохотными, очевидно, очень горячими озерками.

Тоня в изумлении остановилась, глядя на открывшийся перед ней дымящийся распадок озерца с зеленоватой пахучей водой и плешины серой шевелящейся грязи, которая пузырилась и время от времени выбрасывала вверх маленькие фонтанчики горячей воды. Среди нагромождения камней и шевелящегося пара она увидела то, что, наверное, было сотворено не природой, а людьми, что-то вроде знакомых орловских сажалок, но не вырытых в мягкой земле, а выдолбленных в твердейшем камне. Там почти вровень с ноздреватыми берегами стояла темная прозрачная вода.

— Ну как, здорово? — спросил Бочкарев, глядя на жену с таким видом, будто он сам, собственной персоной сотворил всю эту красоту.

В ответ Тоня порывисто обняла мужа.

— До чего ж ты у меня хороший!

— То-то ж, — ответил довольный Бочкарев. — А теперь раздевайся и в ванну... Не бойся, тут негорячо. Мы сюда холодный ручей направили. На разбавку.

Он разделся первым и «столбиком» нырнул в воду. Тоня сначала попробовала воду ногой, отдернула («Ой, горячо!»), а затем съехала со скользкого каменного бортика.

— Ой, как приятно! — крикнула она, и ее голос повторило эхо. — Как в сказке.

— А ты говоришь, что на Камчатке плохо, неинтересно...

— Что ты, Вася! Разве я это тебе сказала хоть раз?

— Ладно, замнем для ясности... Ты смотри, не переусердствуй. Пятнадцать минут и все, а то с сердцем будет плохо.

— Я знаю... Здесь и зимой, наверное, тепло? Да?

— Тепло. Трава зеленая, даже что-то цветет... Дикие олени греться приходят, медведи.

— Нет, правда, как в сказке!..

Тоня плескалась, плавала от бортика до бортика, даже попробовала бороться с мужем, но Бочкарев сказал, что в этой воде надо вести себя степенно и вообще пора вылезать. Тоня сделала капризное лицо, однако вылезла первой и, поеживаясь от ветра, стала вытираться.

Бочкарев захватил с собой канистру и бидон, которые дала Надежда Петровна и, одевшись, набрал целебной воды, а из пузырящегося болотца — не менее целебной грязи.

— Ну вот, а ты говорила, что начальник заставы не держит своего слова, — сказал Бочкарев, счастливо улыбаясь.

— Начальник заставы — держит, это муж Вася не всегда держит, — пояснила Тоня.

— Как видишь, и муж держит!