Тайфуны с ласковыми именами (Эмиль Боев - 6)

- В зависимости от обстоятельств, - отвечаю. - Если вы намерены остаться здесь на продолжительное время, я бы стал звать вас Розмари - думаю, рано или поздно мы все равно к этому придем. А если вы совсем ненадолго...

- В таком случае зовите меня Розмари, дорогой Пьер.

Она выключает газ, несет сковородку на стол и ставит на заранее приготовленную деревянную дощечку. Но, прежде чем сесть, она делает два шага в сторону окна я резким движением задергивает занавеску. Вы, наверно, обратили внимание на то, что в отличие от театра в жизни действие нередко начинается именно после того, как закрывается занавес.

Какое-то время дама-хиппи ест молча, по всей вероятности, она порядком проголодалась. Когда еды заметно поубавилось, она ни с того ни с сего спрашивает:

- Вам нравятся импрессионисты, Пьер?

- Признаться по правде, я их часто путаю, все эти школы: импрессионистов, экспрессионистов...

- Как вы можете путать импрессионизм с экспрессионизмом? - с укором смотрит она на меня.

- Очень просто. Без всякого затруднения.

- Но ведь различие заключено в самих словах!

- О, слова!.. Слова - этикетка, фасад... Розмари бросает на меня беглый взгляд, затем снова сосредоточивает внимание на своей тарелке,

- В сущности, вы правы, - замечает она после двух-трех движений вилкой. И в этом случае, как часто бывает, название не выражает явления. И все же вы не станете утверждать, что ничего не слышали о таких художниках, как Моне, Сислей, Ренуар...

- Последнее имя мне действительно что-то напоминает, - признаюсь я. - О каких-то голых женщинах. Рыжих до невозможности и ужасно толстых.

- Понимаю, - кивает Розмари. - Вы не относитесь к категории современных мужчин, для которых характерна широта культурных интересов. Вы принадлежите к другому типу - узких специалистов. А какая именно у вас специальность?

- Совершенно прозаическая: я пытаюсь делать деньги.

- Все пытаются, притом разными способами.

- Мой способ - торговля. Точнее, экспортно-импортные операции. Еще точнее - продукты питания. Вероятно, в соответствии с вашей классификацией типу мужчин, к которому вы причисляете меня, отведено место где-то в самом низу. Имеется в виду тип мужчин-эгоистов.

Она отодвигает тарелку, снова окидывает меня испытующим взглядом и говорит:

- "Тип мужчин-эгоистов"? Напрасно вы его так именуете, иного типа просто не бывает.

- Как так не бывает? А филантропы, правдоискатели, наконец, ваши импрессионисты?

- Не бывает, не бывает, - качает она головой, словно упрямый ребенок. - И вы это отлично знаете.

Потом она озирается и задерживает взгляд на пачке "Кента". Я подаю ей сигареты и подношу зажигалку.

- Сама сущность жизни, - продолжает она, - состоит в присвоении и усвоении, в присвоении и переработке присвоенного: цветок с помощью своих корней грабит и опустошает почву, животное опустошает растительный мир и умерщвляет других животных, ну а человек... человек, еще будучи зародышем, высасывает жизненные соки материнского организма, чтобы потом сосать материнскую грудь, чтобы в дальнейшем присваивать все, что в его силах и возможностях. И если, к примеру, мы с вами еще живы и окружающие пока не растерзали нас на куски, то лишь потому, что силы и возможности, подавляющего большинства людей довольно жалки...

- Если я вас правильно понял, вы считаете, что все крадут?

- А вы только сейчас узнаете об этом? Все, к чему вы ни протянете руку, уже кому-то принадлежит. Следовательно, раз вы берете, вы кого-то грабите. Конечно, общество, то есть сильные, присвоившие право действовать от имени общества, создали сложную систему правил, чтобы предотвратить грабеж и обеспечить себе привилегию грабить других. Законы и мораль лишь регламентируют грабеж, но не отменяют его.

- Скверным вещам учат вас в школе, - роняю я меланхолически.

- Этим вещам учит не школа, а жизнь, - уточняет Розмари, устремляя на меня не только вызывающий взгляд, но и густую струю дыма.

- Какая жизнь? Бедных бездомных студентов?

- Благодаря вам я уже не бездомна. И, пусть это покажется нескромностью, должна добавить, что и на бедность не смею жаловаться. Мой отец накопил немало денег именно по вашему методу - торговлей.

- Чем он торговал?

- Не продовольствием, а часами. Но это деталь.

- Которая не мешает вам видеть в нем вора.

- Не понимаю, почему я должна щадить его, если не щажу остальных? Все воры...

- И вы в том числе?

- Естественно. Раз я живу на его ворованные деньги.

- Логично! - киваю я и смотрю на часы. - Вроде бы пора ложиться спать.

- В самом деле. Я что-то не в меру разболталась.

- Наверное, вы держите под подушкой красную книжечку Мао...

- Допустим. Ну и что? - снова бросает она на меня вызывающий взгляд.

- Ничего, конечно. Дело вкуса. Но раз уж мы заговорили о вкусах, то позвольте заметить: одежда хиппи вам никак не идет. Ваша фигура, Розмари, достойна лучшей участи.

Пожелав ей спокойной ночи, я удалаюсь на верхний этаж. И быть может, это чистая случайность, но больше мне никогда не приходилось видеть Розмари в драных джинсах и мешковатом свитере.