Тайга мятежников любит

Отбросил крышку, протянул руку, разворошив гнилую солому. Что-то блеснуло, отразив солнечного зайчика. «Лучше бы ему этого не делать», – подумал Максим. Человеку окончательно стало плохо. Он усиленно дышал, глаза блуждали. Потом он начал разминать грудную клетку – там, где сердце. Легче, видимо, не становилось. Дыхание делалось хриплым, неустойчивым. Он поднял глаза, надеясь отыскать кого-то из присутствующих, но вряд ли мог кого-то увидеть. Он терял контроль над собой. Разжалась рука – выпал пистолет. Он повалился на бок, задергался, как эпилептик, пена хлынула изо рта, закатились глаза…

Закончилось быстро – не успели ничего понять. Чеснокова продолжала изображать набитую дуру, Генка сообразил, что можно больше ее не прикрывать. Алла недоверчиво качала головой – туда-сюда, как китайский болванчик. Оцепенение, недолго продержавшись, слетело.

– К черту кладоискательство… – прошептал Максим. Осторожно подошел к ящику и опустил крышку на место. Быстро отпрыгнул – от греха подальше. Человек по имени Александр Витальевич был мертв. Пена вытекала из уголков рта, но глаза уже перестали блуждать, остановились.

– Ерундистика какая-то, – фыркнул Генка. – Ты чего струхнул, Максим?

– Не трогай, Максимушка, не надо… – жалобно попросила Алла. – Он не просто так умер… И мы умрем, если полезем в эту штуку… Ты же грамотный человек, ты все понимаешь… Жили мы без этой проклятой коллекции – проживем и дальше…

– Ну уж хренушки, – выбралась из ступора Чеснокова. – Вы совсем-то с ума не сходите. Может, еще про проклятие колдуна вспомните? Про духов земли, сторожащих сокровища? Этот подонок умер от сердечного приступа – ясно, как божий день. Переволновался – мечта как-никак сбылась. Все объяснимо, он же не мальчик уже.

– Мотор перегрелся, – согласился Генка. – Максим, открывай коробку, не бойся.

– И не подумаю, – замотал головой Максим. – Мы точно не знаем, что с ним произошло…

– Зато мы знаем! – раздался со стороны леса похабно-развеселый голос, и вновь спина стала покрываться коркой льда…

Подобное уже было в этой бесконечной истории – люди, чахнущие над златом, крестьяне-мародеры, посягающие на чужое… Он мог бы вспомнить, но не сейчас – в данный момент он вообще ничего не смог бы вспомнить. Из леса выходили трое – небритые, грязноволосые, одетые в домотканую деревенскую одежду. С охотничьими ружьями наперевес. Двоих артистов из этой тройки не нужно было представлять – волостной писарь Сидорчук и рыжий ухмыляющийся детина по имени, дай бог памяти, Борька. Третий – незнакомец: угрюмый, осторожный, лапа с внешней стороны запястья украшена татуировкой…

– Добывчивые вы, ребята, – оскалился оторвавшийся от коллектива Сидорчук. – Но и мы, по божьему присмотру, не такие уж пропащие на мозги. Кого ж вы околпачить-то удумали, кладоискатели хреновы? Историю родного края они, блин, изучают…

Максим заскрипел зубами. Идиотизм цветет и пахнет. Нет, чтобы сразу броситься к пистолету, Генке сунуть помповик – для пущей солидности… Хотя тоже вопрос – увидев перед собой вооруженных людей, крестьяне сразу бы стали палить. Уродует людей жажда обогащения.

– Да нам плевать, что вы такие ловкие, – сплюнул Максим. – Забирайте ящик, нам не жалко.

– Э, не-ет, – погрозил пальчиком писарь. – Вы сами нам это дело доставите. Здесь в лесу, недалече, лошадка поджидает – вот на нее в седельные сумки всю эту благодать и перегрузите, а там уж посмотрим, что с вами дальше делать.

– Правильно мыслишь, – хохотнул рыжий оболтус, – лично я хрен возьмусь за эту штуку. Вот пусть пацаны и таскают, а девчат мы того… совокуплять будем… гы-гы…

Они успели переглянуться с Генкой. Бледный шанс, но не пропадать же за бесплатно? И снова круговерть в голове, он смутно помнил последовательность событий. Работали инстинкты. Он рухнул на бок, перекатился, схватив подвернувшийся камень, швырнул в волостного писаря. И видел, как тот распахнул рот и выпучил зенки на летящую в лоб каменюку.

– Ух, е… – рядом что-то свистнуло – и Генка не стал рассусоливать. Воцарился бардак. Татуированный хлобыстнул затвором, но старую «берданку» заклинило. Рыжий испуганно присел – булыжник чуть не с ревом промчался над головой. Сидорчук потерял равновесие, оступился.

– Девчата, в овраг – и в лес! – завопил Максим.

Он не смотрел – лишь уловил краем глаза – Аллу с Чесноковой словно ветром сдуло. Прыжок – ах, как хотелось завладеть пистолетом мертвеца, – но тут рыжий шандарахнул наобум, за ним и писарь проснулся. Максима завертело, не успел опомниться, как оказался в другой стороне от мертвеца и пистолета. Докатился до канавы, но не стал в ней лежать (нормальная могила), скакнул в высокую траву – и кубарем, с гудящей головой, расцарапанный во всех местах, ввалился в тайгу…

Неизвестно, как с природной смекалкой, но с боевой подготовкой у крестьян было худо. И стрелки они были посредственные. Матюги неслись в спину, хлопали «берданки», но, присев за спасительную осинку, он уже понимал: уйти удалось всем. Девчата бежали первыми – уже исчезли. Генка корячился в кустах где-то справа, матерно крыл свое пристрастие к острым сюжетам.