Таймер

Большой посёлок Эдам раскинулся в плодородной долине, находившейся на территории бывшего штата Луизиана. Формально это была дальняя зона влияния оплота Джефферсона, но фактически поселок жил сам по себе. Около тысячи однотипных малоэтажных домиков образовывали правильные линии улиц, выделяясь издалека своими красными черепичными крышами. В самом центре расположилась большая прямоугольная площадь, вымощенная камнем, по разным сторонам которой величественно возвышались белоснежные здания церкви и ратуши. Они являлись самыми высокими строениями в Эдаме, но ратуша была всё же чуть выше из-за наличия башенки.

На балконе башенки стоял высокий седой мужчина крепкого телосложения. Его загорелое лицо обрамляла солидная, аккуратно подстриженная борода, а на глаза была надвинута шляпа с широкими полями, чтобы восходящее солнце не мешало ему осматривать окрестности.

Это был мэр Томас Брукс – бессменный руководитель посёлка уже на протяжении тридцати лет. Он стоял и старался вспомнить, как выглядела местность, когда всё только начало строиться и развиваться. Лишь пара жалких брошенных домишек сиротливо жались друг к другу среди зарослей бурьяна и кустарников. После начала «Предельного кризиса» его дед – Максимилиан Брукс, памятник которому сейчас стоял в центре площади, привел сюда первую небольшую группу переселенцев, бежавших с севера от радиации, вынужденных покинуть свою общину.

Дед рассказывал, что когда люди стали умирать от побочного эффекта ТТВ 19, то ему поначалу было наплевать. Члены возглавляемой им официально непризнанной Церкви Семи Крылатых Архангелов никогда не принимали мерзкого лекарства, считая его дьявольским искушением, а сам старый Брукс называл ТТВ 19 не иначе как «сатанинские зёрна». Но в охватившей мир истерике катастрофа затронула и их. В один из дней в сорока километрах к северу от общины с неба упала ядерная ракета, облако радиоактивной пыли накрыло поля, пастбища, да и само поселение. Поэтому на общем сходе приняли решение спешно уходить с обжитого места. Так была найдена долина и начата постройка Эдама.

С тех пор семейство Брукс прочно захватило власть, которая передавалась от отца к сыну. И после долгой болезни старого Ховарда Брукса его место занял старший из сыновей – Томас. В течение года после этого два младших брата нового мэра погибли при загадочных обстоятельствах, так что угрозы его правлению не предвиделось.

Томас Брукс был деятельным человеком. Он заключил соглашение с правительством Джефферсона, согласно которому Новый Эдам был вольным городом и жил по своим законам. Мэр долго смеялся тому, как сумел обвести вокруг пальца этих «желторотых сопляков с часиками» на переговорах. Закон здесь был один – его воля. Единственное, что раздражало правителя, это небольшой форпост оплота неподалеку от его владений…

Внимание главы города привлекла стройная женская фигура в сиреневом платье, быстрым шагом перебежавшая площадь и удалявшаяся в сторону окраины. Это была Сара Шварц. До этого она ходила к доктору Прусту, но выбежала из клиники как ошпаренная. Красивая женщина… и овдовела недавно. Мэр посмотрел ей вслед и задумчиво почесал подбородок.

* * *

Через два часа взволнованная Сара сидела за столом в помещении форпоста сил Джефферсона, сжимая в дрожащих руках чашку горячего чайного напитка. Напротив неё стоял парень в форме с нашивкой сержанта и участливо слушал.

– У моего малыша – болезнь Паркера, – сказала женщина и заплакала. – От неё есть только одно лекарство. У вас есть…

– «Бобы» … ТТВ 19, – сказал Хуан Фанхио, вздохнув. – Да, у меня есть таблетки. По инструкции мы имеем их на каждой базе. Но… вы же знаете, что почти через двадцать четыре года после принятия таблетки человек обязательно умирает?

– Знаю, – кивнула Сара, – но пусть он хоть столько проживет ещё, чем умрет через пару дней в мучениях. Ему только два годика!

– Насколько я знаю, ваша вера очень негативно относится к ТТВ 19, – нахмурился Хуан, – ваш священник проклянет вас и объявит слугой дьявола. Другого способа лечения этой страшной болезни ведь нет, кроме «бобов».

– Я смогу убедить доктора Пруста, чтобы он никому не рассказывал об истинном диагнозе, – сказала Сара и помрачнела.

– Вообще это противоречит правилам, – покачал головой парень, – но я думаю, что начальство меня поймёт. Я, правда, сам не уверен…

– Я знаю, что деньги в оплоте вам не нужны, – тихо сказала девушка, – я могу отблагодарить вас по-другому. Других ценностей у меня всё равно нет…

Её руки стали расстёгивать пуговицы впереди на платье. Вскоре взору Фанхио предстала прекрасная большая грудь. Сара тяжело дышала, её лицо залила краска стыда, отчего она стала ещё желаннее. Хуан протянул к ней руки и, к её удивлению, и даже небольшой обиде, застегнул пуговицы обратно.