Таймер для обреченных

Клод вытер с губ кетчуп, отодвинул в сторону тарелку с парой жирных антрекотов — его обычный завтрак. Он встал, бросив на жену короткий взгляд, и вышел в холл в сопровождении двух агентов. Там он увидел человека лет сорока пяти, одетого в двубортный пиджак и мятые брюки, с монголоидными глазами, которые пронзили Клода насквозь. Он отвел взгляд, но Натан Сейфулин заставил его смотреть на себя.

— В каком номере Ильза Ахитува? Где Мэлоди Унгер?

— Мэлоди я не видел больше недели. — Он запнулся. — Ахитува в восьмом номере.

Натан дал отмашку оперативникам, и те быстро поднялись по лестнице на второй этаж.

— Сколько всего комнат в гостинице?

— Шестнадцать.

— Сколько пустует?

— Восемь. Дела сейчас идут не очень хорошо.

— Кто твои клиенты?

— Разные люди. Приезжие, местные, — жутко картавил Клод. — Две студенческие пары.

— Восемь, — повторил за управляющим Натан. — Нас как раз восемь человек. Мы поправим твой бизнес, Эбсалом. Ну и фамилия у тебя! И запах... Не ты жаловался в рекламе на гнилые десны?

Подполковник принял звонок и ответил:

— Сейчас поднимусь. Давай, Эбсалом, бери ключи и открывай все комнаты. Постояльцев успокой: полиция «Решуд» ищет палестинского террориста.

— Вы из полиции?

Натан мог многое поведать о своем отделе убийств, который не раз закрывался, но всякий раз возвращался в эпоху ренессанса. И впереди всегда шли слухи о его возрождении. Мог бы сказать напыщенно и не без гордости: «Мы призраки, и наше существование отрицается».

— Шеф, повесить табличку «Закрыто»? — спросил Йорген Либак.

— Нет, — отрубил подполковник. — Будем отрабатывать контакты Ахитувы. — Он снова заострил свое внимание на управляющем, не меняя пренебрежительного тона. — Скажи, Эбсалом, почему ты помогаешь Мэлоди Унгер? Она платит тебе хорошие деньги? Или ты трахаешь ее?

— Она спасла моего сына.

— Он что, запутался в пуповине?

Клод гордо вскинул голову. Он стоял вплотную к стойке, касаясь ее своим пивным животом. Под стойкой крепился на двух скобах семизарядный помповый дробовик «моссберг-500». Это гладкоствольное оружие двадцатого калибра управляющий гостинцы купил лет десять назад, когда его по состоянию здоровья вычеркнули из списков резервистов и он сдал амуницию и штурмовой автомат «галил». Он ни разу не пользовался дробовиком, но всегда держал его в идеальном состоянии. В его руках он ни разу не выстрелил, лишь издавал звук «клак-клок» при передергивании цевья.

Смело глядя в глаза подполковника, Клод коснулся рукой холодного ствола... и медленно опустил руку. Он не смог объяснить, не хватило ли ему мужества или верх взяло благоразумие. Он был евреем, и большую часть его молитв составляли жалобы. Он хотел жить и соглашался с великим мыслителем: «Если бы смерть была благом, боги не были бы бессмертны».

— Мой сын не запутался в пуповине, — ответил он Натану. — Он родился здоровым ребенком. Мы с женой дали ему образование, он командовал отрядом спецназа дальней разведки. В 2000 году проводил антитеррористическую операцию в Южном Ливане. Был ранен, попал в плен. Мэлоди в то время работала с агентурой в Бейруте по военно-воздушным силам. Через своих агентов она перевела его в госпиталь. Потом его доставили на родину.

— Твой сын жив?

Клод покачал головой:

— Ранение оказалось слишком серьезным. Он сумел протянуть лишь полгода.

— И Мэлоди стала для тебя...

— Прошу вас, не надо об этом. Делайте свое дело.

2

Семья Голды Саар эмигрировала в Израиль из Латвии. Отец Голды несколько лет представлял отделение еврейского агентства в Вене, занимал пост заместителя начальника «русского отдела» МИДа. Голда пошла по его стопам. Она работала сотрудником консульской группы МИДа Израиля при посольстве в Москве. Далее — в разведке «Моссад» в отделе, специализирующемся на экспорте оружия, в Совете национальной безопасности.

На работу в министерство она приходила в одно и то же время — в половине девятого, и бросала секретарям и помощникам обычное: «Погодите с делами, дайте прийти в себя». Она не могла сразу окунуться в работу, хотя просыпалась рано и успевала намотать на велотренажере несколько километров. Она привыкла к такому распорядку, и если график сбивался, Голда быстро уставала.

Секретарь принесла чашку кофе и бутерброд с сыром, оставила на подносе листок бумаги с какими-то записями.

— Я же сказала — дайте остыть, — запротестовала Голда.

— Извините, я подумала, что это не связано с работой. Абонент назвалась вашей приятельницей...

«Боже, где ты работаешь, — ухмыльнулась Саар. — Сидишь во внешнеполитическом ведомстве и мямлишь что-то нечленораздельное. Впрочем, это что-то не связано с работой».

— Что конкретно? — спросила она, не притрагиваясь к листу бумаги. — Кто именно звонил мне?

— Мэлоди Унгер.