Таймыр, Нью-Йорк, Африка... (Рассказы о странах, людях и путешествиях)

Между майским днем, когда был остановлен Нил, и январским, когда торжественно открыли все величайшие сооружения Саад аль-Аали, прошло около семи лет. За эти годы страна перенесла войну, узнала горечь поражения. Она потеряла лидера, который вел ее много лет: Гамаль Абдель Насер не дожил до заключительного праздника в Асуане.

Годы завершения стройки были грозными и трудными. Враг сумел выйти к берегу Суэцкого канала и омертвить эту межокеанскую водную магистраль. Самолеты Израиля бомбили мирные города и села. Израильские диверсанты подбирались и к Асуану. Они взорвали подстанцию в городе Наг-Хаммади, через который проходит линия высоковольтной передачи на север страны, на Каир. Бригада советского монтажника Героя Социалистического Труда Владимира Комара первой бросилась в бушующее пламя, а потом сутками не уходила с места диверсии, вместе с египтянами восстанавливая подстанцию.

Да, Садд аль-Аали народ достроил в трудные времена, но тем радостнее был праздник завершения поистине всенародного дела. На этом празднике не раз вспоминали бескорыстную помощь, которую оказывал и оказывает народу Египта советский народ. Свыше трехсот наших заводов посылали Асуану оборудование. Турбины для Садд аль-Аали изготовили ленинградцы.

Теперь, когда эти турбины дали ток, наши люди заботятся о том, чтобы он пришел в дома феллахов. Мы помогаем строить каналы для вод Садд аль-Аали, оживляющих пустыню.

Чтобы по-настоящему понять, что значат эти перемены для страны, вернемся к прошлому. Я хочу рассказать дальше про Египет 1958 года — мне довелось тогда довольно долго прожить на берегах Нила. А попутно в следующих главах пойдет рассказ и о теряющейся в веках далекой истории Египта, о всемирно известных памятниках, о фараонах и грабителях гробниц, о городе Солнца и прекрасной Нефертити, о находках археологов и о многом другом: ведь долина Нила, как и Междуречье, — один из очагов древней цивилизации.

Последнее убежище фараонов

Мой ученый спутник. — Загадки «домов вечности». — Сфинкс, который заговорил. — Гала-гала, фокус-покус! — Пробую пахать. — Город Солнца. — Там, где жила Нефертити. — Мумия Рамзеса Второго. — По следам грабителей. — Золотой гроб Тутанхамона

Я понял, что доктор Мавлют Ата Алла презирает меня. Мы сидели на балконе моего номера в гостинице. Под нами шумела набережная Нила. Ее жизнь была для меня еще непонятной и чужой; для доктора — привычной, примелькавшейся.

В уличном гаме я различал лишь гудки автомашин и свистки полицейских. Доктор же знал: вон тот старик нараспев расхваливает свой товар — моченую фасоль. Он понимал, что мальчишка-газетчик во все горло выкрикивает по-арабски название газеты «Пирамиды». Доктор мог даже сказать, о чем именно шумно спорят у подъезда два молодца в белых рубахах до пят (я уже не говорю о том, что для него это были не рубахи, а галабеи). В общем, он знал о Каире очень много, тогда как я, впервые прилетевший сюда три дня назад, — только то, что прочитал в книгах.

В светлом костюме и белоснежной рубашке, он сидел, не пытаясь ослабить узел галстука, хотя было около сорока градусов в тени. Он посматривал на меня сквозь дымчатые выпуклые очки близорукого человека, и взгляд его мог бы заморозить воду в графине.

— Нет, вы действительно совсем не говорите по-арабски? — переспросил он.

Я подтвердил. Доктор покачал головой:

— Так в каком же, простите, аспекте вы занимаетесь проблемами арабского мира?

Когда я смущенно пролепетал, что до сих пор был довольно далек от упомянутых проблем, доктор сделал жест, который мог бы сопровождать примерно такую невысказанную вслух мысль: «Этот писатель поистине странный тип, и непонятно, почему он попал сюда». Вслух, же доктор сказал:

— Но чем же я могу быть вам полезен, уж если так-то говорить?

Я нарисовал соблазнительную картину. Мне обещано всякое содействие в поездках по Объединенной Арабской Республике. Если он, доктор, согласится стать моим спутником, мы побываем далеко в стороне от проторенных, изъезженных туристских дорог. Нет, мы, разумеется, осмотрим и классические древности, но, сверх того, постараемся окунуться в самую гущу жизни народа. Ученый-востоковед, прекрасно владеющий арабским языком («И немного английским», — вставил тут доктор), вместе с писателем, обладающим, увы, лишь любознательностью, могут стать хорошими спутниками, не так ли?

По скептическому взгляду, брошенному из-под дымчатых очков, я понял, что ничуть не убедил доктора.

«Прекрасно, — говорил этот взгляд, — вашему будущему спутнику, очевидно, отводится роль переводчика. Но какая польза ученому-востоковеду от путешествия с человеком, который хвалится любознательностью и, значит, будет надоедать бесконечными вопросами?»