Таймыр, Нью-Йорк, Африка... (Рассказы о странах, людях и путешествиях)

О Восьмом авеню писатель Гей Теллес говорит: это печальная улица, «ее неоновые огни освещают стойки барменов, курящих девиц, бескозырки матросов и батареи бутылок пива. Это улица винных магазинов и ночлежных домов, улица нищих, которым не подают… Это улица, где хулиганы вырвали стеклянный глаз у портового грузчика Клиффорда Джонсона и выбросили его в сточную трубу. Здесь повар Рафаэль Торрес, рассвирепев, что автобус прошел мимо него не остановившись, вскочил в такси, догнал его и всадил нож в шофера…»

Это улица, где много магазинчиков, в которых трубки телефонов-автоматов «настолько грязны и липки, что вам противно приложить их к уху». Это улица, по которой после конца театрального представления движется толпа, старающаяся не замечать нищих и проповедника на Сорок второй, кричащего: «Грешники! Грешники! Библия учит, что без пролития крови вам не очиститься от греха!»

Угол Девятого авеню. Стрела-указатель: поворот машин в тоннель, который, нырнув под Гудзон, появляется снова на свет божий уже за пределами Нью-Йорка, в Нью-Джерси. Он отнимает у Сорок второй и без того поредевший поток автомашин. Но от этого перекрестка до Гудзона, где улица сравнительно пустынна, как раз и обосновалась муза дальних странствий. Сорок вторая еще раз изменила облик, отдав кварталы одному из транспортных узлов Нью-Йорка.

Тут машины чистят, ремонтируют, заправляют горючим. Здесь все виды транспорта, за исключением конного, обмениваются людьми и грузами.

Целый квартал рядом с Сорок второй занял семиэтажный вокзал междугородного автобусного сообщения — самый большой в мире. Он рассылает и принимает каждые сутки несколько тысяч автобусов. Свыше двухсот тысяч человек ежедневно начинают или заканчивают здесь свои путешествия. Огромные машины забили бы улицу тугой пробкой, но хитроумная система подземных путей и тоннель под Гудзоном выпускают их либо уже за рекой, либо на улицы с небольшим движением.

Между Девятым и Десятым авеню — Вест-Сайдский аэровокзал: яркие глянцевитые обложки проспектов международных авиакомпаний, торопливо стучащие каблучками стюардессы с сумками через плечо. Но отсюда не улетают: здесь, как и на аэровокзале Ленинградского проспекта в Москве, собираются, чтобы ехать на аэродромы.

Кажется, что в этом районе сама Сорок вторая готова сняться с места и двинуться в лучшие края. Многоэтажные гаражи и открытые площадки действуют круглые сутки. Вдоль улицы уже не отели, а мотели: нижние этажи занимают «крайслеры» и «форды», верхние — их владельцы. Пронзительно ярко окрашены заправочные станции «Ессо» и «Мобил», двух конкурирующих нефтяных монополий. В большом здании оптом торгуют грузовиками. Наконец, у берега Гудзона огромный загон. Он набит автофургонами-экспрессами с красным ромбом на кузовах — эмблемой агентства, занятого скоростной доставкой грузов в любой штат страны.

А рядом — обломки иной жизни. Сотни кварталов-прямоугольничков по обе стороны от Сорок второй на карте имеют всего несколько значков: отели, церковь, госпиталь, дом телефонной компании. Остальное — ничем не примечательная сетка улиц.

Тут бары с пыльными окнами, магазинчики, где вещи в витринах выглядят уже бывшими в употреблении. В щелях тротуара и у заборов из поржавевшей металлической сетки жесткая трава. Небрежно одетые женщины с тяжелыми сумками болтают возле мусорных проволочных корзин. Скучающий франт-пуэрториканец в красном жилете и с красной же «бабочкой» на шее глазеет на прохожих. Стучат машины в швейной мастерской, откуда старый негр катит к фургону вешалку на колесиках с готовыми платьями…

Десятое, Одиннадцатое авеню. Двенадцатое, которое могло бы стать набережной Гудзона. Но никакой набережной нет и здесь, как не было на другом конце Сорок второй, возле Ист-ривер. Только тут Гудзон отделен от улицы эстакадой автомобильной дороги, приподнятой для того, чтобы открыть доступ к грузовым причалам.

Двухпалубный корабль стоит возле частокола старых свай, где колышется зеленая бахрома водорослей. Стрелы поднимают из трюма кипы хлопка.

Парень с девушкой перебежали улицу и остановились у воды. Девушка крошит хлеб. Слетаются чайки и голуби. Степенные сизари неуклюже мечутся в снежной стае легкокрылых птиц, подражая им и пытаясь ловить куски на лету.

Кончился хлеб. Птицы разлетелись. Парень набрасывает на плечи девушки пиджак, и они долго смотрят на реку, на блеклую осеннюю зелень за Гудзоном.

Оставим их вдвоем. Вернемся в теперь уже знакомые кварталы. Но не будем спешить.

Станем обживать Сорок вторую.

Начнем от Ист-ривер, где улица выходит к штаб-квартире Организации Объединенных Наций. Несколько ее зданий образуют как бы международный островок среди кварталов Манхэттена. Здесь прямоугольный небоскреб секретариата ООН двумя широкими стеклянными стенами смотрит на реку и город. Две узкие боковые — без единого окна — облицованы чудесным голубовато-зеленым камнем, прозванным «жемчугом Вермонта».