— Картину, — отвечала она слабым голосом, остановясь, чтобы снова взглянуть на нее.
Чуткое ухо Леонарда заметило перемену в голосе жены, и полушутливо, полусерьезно он спросил:
— Тебя, кажется, напугал этот портрет?
— Этот портрет ужасно встревожил меня и обдал холодом, — отвечала Розамонда. — Помнишь, в ту ночь, как мы приехали сюда, горничная Бэтси описывала нам приведение северных комнат?
— Помню очень хорошо.
— Лэнни, это описание совершенно схоже с этим портретом: те же светлые волосы, те же ямочки на щечках, те же правильные блестящие зубы. Это та же поражающая, роковая красота, которую описывала Бэтси и которую она называла ужасающею.
Леонард улыбнулся и отвечал спокойно:
— Какое у тебя пылкое воображение, моя милая!
— Воображение! — повторила Розамонда про себя… — Какое тут воображение, когда я вижу это лицо, когда я чувствую…
И она остановилась, снова вздрогнула, поспешно вернулась к столу и положила на него портрет лицом книзу. В эту минуту свернутый клочок бумаги, вынутый из ящика, попался ей на глаза.
— Это, может быть, скажет нам что-нибудь насчет портрета, — проговорила Розамонда, протягивая руку к бумаге.
Время подходило к обеду. Жар еще удушливее висел в воздухе, и всеобщая неподвижность была еще ощутимее, чем прежде… Розамонда открыла бумагу…
Глава XXII
ОТКРЫТИЕ ТАЙНЫ
Глазам ее представились буквы, написанные чернилами, пожелтевшими от времени. Розамонда заботливо разгладила бумагу на столе, потом снова взяла ее и посмотрела на первую строчку написанного.
Эта первая строчка заключала в себе только три слова, сейчас же показавшие Розамонде, что в руках ее было не объяснение портрета, но письмо, — три слова, заставившие ее вздрогнуть и мгновенно измениться в лице. Не читая дальше, она быстро перевернула листок, отыскивая конец письма.
Конец этот был на третьей странице, но внизу второй были подписаны два имени. Розамонда взглянула на верхнее из них, снова вздрогнула и опять перевернула письмо на первую страницу.
Строчку за строчкой, слово за словом, она читала, между тем как мрачное настроение постепенно овладело ею и страшная бледность распространилась по лицу. Дойдя до конца третьей страницы, она опустила руку с письмом и медленно повернула голову к мужу. В таком положении стояла она, без слез в глазах, без движения в лице, не говоря ни слова, не трогаясь с места, — стояла, сжав холодными пальцами роковое письмо и глядя с затаенным дыханием на своего слепого мужа.
Он сидел, как за несколько минут до этого, скрестив ноги, сложив руки и повернув голову в ту сторону, откуда слышал голос жены. Но скоро продолжительное молчание ее привлекло его внимание. Он изменил свое положение, прислушался, с беспокойством повернул голову из стороны в сторону и йотом сказал:
— Розамонда!
При звуке этого голоса губы ее зашевелились, пальцы крепче сжали бумагу, но она не могла ни двинуться с места, ни проговорить что-нибудь.
— Розамонда! — снова позвал Леонард.
Снова губы ее зашевелились, выражение чего-то тенью пробежало по бледному лицу ее, она сделала шаг впереди взглянула на письмо и опять остановилась.
Не слыша ответа, Леонард вскочил с места в удивлении и беспокойстве. Поводя своею беспомощною рукою в воздухе, он сделал несколько шагов и отошел от стены, подле которой сидел. Стул, которого он не ощупал руками, стоял на его дороге, и он сильно толкнулся о него коленом.
Крик вырвался из уст Розамонды, как будто боль от удара вдруг перешла от мужа к ней. В одно мгновение она была подле него и спрашивала:
— Ты не сильно ушибся, Лэнни?
— Нет, нет, — отвечал он, опуская руку к колену, но Розамонда предупредила его и приложила к ушибленному месту свою руку, стоя на коленях и прижавшись к мужу головою. Он тихо положил руку к ней на плечо; тут глаза ее: наполнились слезами, которые тихо покатились по щекам.
— Я думал, что ты ушла и оставила меня одного, — сказал Леонард. — Здесь была такая тишина, что мне казалось, будто ты ушла из комнаты.
— Не хочешь ли ты теперь уйти отсюда? — спросила Розамонда. Силы, казалось, оставляли ее; она опустила на грудь голову, и письмо упало из ее рук на пол.
— Ты как будто устала, Розамонда, — сказал Леонард. — Голос твой показывает это.
— Я хочу уйти отсюда, — отвечала она тем же слабым, принужденным голосом. — Что, колено твое не болит больше? Можешь ты идти?
— О, конечно, я забыл о своем колене. Если ты действительно устала, то, чем мы скорее уйдем отсюда, тем лучше.