Читаем Тайна Адомаса Брунзы полностью

А д о м а с. Слушаю… Шопен мне всегда помогает работать… (Лепит.) Да, разум доказал свою немощь, а вот вдохновение…


Тересе кончает играть, а он садится на пол возле своей скульптуры.


Черт! Ей-богу, замечательно!

Т е р е с е. Давно не играла. Все время беру не те ноты. А ты еще оборачиваешься и смотришь мне на руки.

А д о м а с. Твои руки мне нужны.

Т е р е с е. Хоть они и фальшивят?

А д о м а с. Все равно. (Помолчав.) Женские руки сводят меня с ума. Это самое совершенное творение природы.

Т е р е с е. Адомас…

А д о м а с. Что?

Т е р е с е. Я хотела тебе что-то сказать…

А д о м а с (работая). Да?

Т е р е с е. Лучше я расскажу тебе сон. (Долго смотрит на него.) Ты был такой красивый. С длинными седыми волосами, могучий, как бог. Нес на плечах громадные бревна. Строил на опушке леса дом. Похожий на гнездо, прилепившееся к скале. Ты говорил: «Здесь мы с тобой будем жить. Скоро настанет ночь, взойдет луна…» И вдруг вошла женщина в белом и принесла корзинку с едой и питьем. Но там была вовсе не еда, а тайна, великая тайна. И женщина говорит: «Ты меня позови, я приду». Потом я вдруг поняла, что это я сама.

А д о м а с. Тебе вечно снятся какие-то странные сны.

Т е р е с е (после паузы). Адомас! Вот я все хочу тебя спросить… ты бы хотел… хотел иметь ребенка? Сына?

А д о м а с (роняя инструмент). Что ты сказала?


Тересе вдруг начинает играть вариации на тему «Dies irae» — «Пляска смерти» Листа. Адомас стоит, словно окаменев, потом опускается возле нее на колени.


Тересе… Я боюсь… Я боюсь этого счастья!

Т е р е с е (прерывая игру). Почему?

А д о м а с. Я не имею на него права.

Т е р е с е (продолжая играть). Боишься?

А д о м а с. Боюсь.

Т е р е с е. А любви не боялся?

А д о м а с. Любить можно и в аду. Когда кругом кровь и смерть. Но ребенок… (Словно произнося заклятье.) Ни одна его кровинка не должна нести этой черной отравы! Братоубийства, малодушия… Что он скажет своим родителям, если уже в зачатии они наградили его всей этой мерзостью! Я с ужасом думаю… что мой ребенок может мне отомстить…

Т е р е с е (продолжая играть). За что?

А д о м а с. За то, что мы сдались… дали превратить себя в скотов.

Т е р е с е (уронив голову на руки). Пожалей меня.

А д о м а с. Я не о тебе. И не о себе… (Долгое, напряженное молчание. Через силу.) О всех нас. О нашем поколении.

Т е р е с е (вскочив). Уйдем! Сегодня же уйдем!

А д о м а с. Опять?

Т е р е с е. Никто не увидит. Найдем дорогу. Я знаю, кто ее покажет. Пойдем. В лесу нас встретят свои. Пойдем!

А д о м а с. Но ты сказала…

Т е р е с е. Ну и что!.. Пускай в его жилах с первых же дней течет свободная кровь. Пусть! Если мы погибнем, то все вместе. Погибнем как люди, не потеряв человеческого достоинства.

А д о м а с. Скоро зима. Подумай, Тересе… Леса скует мороз…

Т е р е с е. Будем жить на снегу, как другие, но бороться, как они. Если придется, прольем кровь на белый снег, но искупим свой позор!

А д о м а с. Ты опять бредишь, Тересе. Успокойся, родная.

Т е р е с е (с огромным волнением). Я больше не вынесу стыда, Адомас! Паулюс проклинает нас из могилы, проклинает тех, кто замарал его память. Он оставил нам поле боя, а не эту квартиру, не постель, Адомас! Во имя нашей любви, во имя того, кто должен родиться… (Обнимает Адомаса, целует его руки.) Уйдем, уйдем сегодня! Если мы будем откладывать, мы погибнем. (Отшатнувшись от Адомаса, который стоит как каменный, и вдруг поняв, что он никуда не пойдет.) Ты трус! Трус! (Схватив с рояля кипу нот, швыряет в него.)

А д о м а с. Я не трус. Но в лесу я чужой. Как только они узнают, что меня брали и выпустили, они меня пристрелят.

Т е р е с е. Неправда!

А д о м а с. Пристрелят. И правильно сделают. (Устало прислоняется к скульптуре.)

Т е р е с е. Расстреливают только предателей.

А д о м а с. Кто станет отличать труса от предателя?

Т е р е с е. Прости меня! Слово «трус» у меня сорвалось нечаянно, я не хотела тебя обидеть. Я же тебя люблю. Полюбила против воли, против совести… Против рассудка…

А д о м а с (прижимаясь лбом к ее плечу). Тересе…

Т е р е с е. Ах ты горе мое… Мое… Но дальше так жить нельзя. Ты ведь сам говорил, что мы малые птахи, свившие гнездо в черепе павшего воина.

А д о м а с. Я этого не говорил.

Т е р е с е (помолчав, спокойно). Меня отправят в концлагерь. И я там погибну. Жен расстрелянных врагов они забирают.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное