Читаем Тайна Адомаса Брунзы полностью

Поворот круга. Квартира Паулюса и Тересе. Полдень, но шторы на окнах задвинуты. В щели пробивается тусклый свет; видны лишь смутные очертания предметов. Слышны шаги. По лестнице поднимается  А д о м а с, но, дойдя до двери и не осмеливаясь войти, топчется на площадке. В комнату вбегает  Т е р е с е, прислушивается. Шаги смолкают, и она снова уходит. Адомас неслышно отпирает дверь и входит. Долго стоит не двигаясь. Наконец резко раздвигает шторы; комнату освещают блеклые лучи осеннего солнца. Лицо у Адомаса стало как пепел, глаза ввалились и лихорадочно блестят, голова наголо обрита. Он нервно озирается, словно не был здесь вечность. Подойдя к неоконченному портрету Тересе, тихо смеется и опускается на стул.


Появляется  Т е р е с е.


Т е р е с е. Кто здесь?.. (Заметив Адомаса, вскрикивает.) А… а!..

А д о м а с (поднимаясь). Здравствуйте. Я вошел без звонка. У меня есть ключ. (Машинально держит его в руке.)

Т е р е с е. Вывернулись?

А д о м а с. Да.

Т е р е с е (подбегая к нему). Господи!.. Вас выпустили? А Паулюса? Где Паулюс? Его нет?

А д о м а с. Нет.

Т е р е с е. Его взяли три дня назад. Вас о нем спрашивали?

А д о м а с (с запинкой). Н-нет.

Т е р е с е. Вы его видели?

А д о м а с. Видел… когда его вели.

Т е р е с е. Как он выглядел? Его пытали? Ну, говорите! Говорите! Его пытали?

А д о м а с. Не знаю.

Т е р е с е. Ничего? Ничего о нем не знаете?

А д о м а с. Не знаю, Тересе.

Т е р е с е. Но вы же его видели!

А д о м а с. Издали.

Т е р е с е. Он что-нибудь сказал?

А д о м а с. Нет.

Т е р е с е. Дал какой-нибудь знак? Хоть рукой махнул?

А д о м а с. Нет.

Т е р е с е. Неужели не мог передать записку? Хоть два слова… на обрывке газеты…

А д о м а с. Не мог…

Т е р е с е (помолчав). Он мне напишет. На тюремной стене. Когда-нибудь…

А д о м а с. Нет!

Т е р е с е. Вчера я шла мимо тюрьмы. По той стороне. Рядом не разрешают. И видела за решетками лица…

А д о м а с. Он не там…

Т е р е с е. Я знаю… (Отходит от Адомаса.) Его будут пытать, чтобы он выдал других. Непременно. А он так плохо переносит боль. Его будут мучить. А потом… Потом… (Мечется по комнате.) Я чувствую… (Кричит.) Его расстреляют! Застрелят!

А д о м а с. Нет!

Т е р е с е (садится, вдруг спокойно). Его расстреляют.

А д о м а с (еще больше бледнеет). Нет! (Медленно отирает пот.) Не расстреляют. Я думал об этом, когда шел…

Т е р е с е (подбегает к нему). Вы знаете, что нет? Почему вы знаете? Говорите же! Ах, не знаете… (Пауза. Другим тоном.) Паулюс так не выносит боли. А тут нужен не человек, а великомученик. Господи, молю тебя, только бы он выдержал, только бы никого не выдал!.. Все время об этом думаю. Понимаете, я же одна… Совсем одна. Паулюс так и не пришел. Кроме вас, никто не знал, где он скрывается, даже я и то не знала. Мне сказали, когда его уже увели. Дорожный рабочий.

А д о м а с. Его выдали.

Т е р е с е. Что? Выдали?

А д о м а с (зло). Да, выдали, и самым гнусным образом.

Т е р е с е. Кто? Кто его выдал? Вы знаете? Кто выдал?

А д о м а с. Мало ли кто… Мог выдать я, могли вы… Теперь отец выдает сына, сын отца. Предательство правит всем. Надо бояться даже себя. Слышите, даже себя!

Т е р е с е. Не понимаю. (Смотрит на него пустыми глазами, как слепая. В сознании возникает страшная мысль.) Почему вас выпустили? Как вам это удалось?

А д о м а с. Я прикинулся сумасшедшим.

Т е р е с е. Как?

А д о м а с. Ну, этого не расскажешь… И меня выпустили.

Т е р е с е. Вас пытали? (Вглядывается в его лицо.) Господи! Я еще спрашиваю… Вы на себя не похожи. Я ведь сразу и не заметила…

А д о м а с. Не похож… Тересе! Теперь…

Т е р е с е. Что?

А д о м а с. Дайте воды.

Т е р е с е (наливает ему воду; ласково). Я ведь сразу вас не рассмотрела. Хотите еще?

А д о м а с. Нет, спасибо.

Т е р е с е. Сколько дней прошло с тех пор, как вас взяли? Тринадцать? Не помню… И вас все время мучили? Издевались?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное